Анатомия зла - [24]

В жизни юноши было только два человека – Джимми и Учитель. Учителя он видел редко и совсем ничего о нем не знал. А Джимми, как он сам объяснил, был его опекуном. Они безвыездно жили вдвоем на вилле, ведя натуральное хозяйство: скотина, птица, рыба в маленьком искусствен-ном пруду, огород, фруктовый сад. Всем заправлял неутомимый опекун, трудившийся с восхода солнца и до заката. Юноша лишь изредка и весьма неохотно помогал ему, отговариваясь тем, что такая работа его не увлекает. За неимением ничего более интересного, он отдавал предпочтение бассейну, спортивной площадке и библиотеке.

Библиотека! Источник страданий и единственная его отдушина. Ведь именно из книг узнавал он о жизни людей, об их взаимоотношениях, об их чувствах, мыслях, поступках. И конечно – о любви. Если даже обычному человеку, живущему среди себе подобных, книжная жизнь кажется увлека-тельнее и насыщеннее его собственной, то для личности, изолированной от этого общества, она приобретала поистине волшебное звучание.

Вся реальная жизнь юноши начиналась и кончалась высокой каменной стеной, опоясывающей виллу с трех сторон; четвертая обрывалась непреодолимой пропастью у подножья океана. У него было только две возможности заглянуть за пределы отведенного ему пространства: одна – океан, другая – небо. Небо являлось ему то бездонно голубым, то нежно-розовым на закате, то причудливо-облачным, дразнящим ускользающими зыбкими очертаниями неведомых существ, то хмурым и мрачным в дни непогоды.

Не часто оно бывало добрым и нежным, как сейчас, ласкающим тело, лицо и волосы. Обычно оно палило зноем, и тогда его излюбленный выступ скалы превращался в раскаленную сковороду, на которой Джимми поджаривал рыбу. Очень редко небо посылало чистые прохладные струи дождя, которые могли вдруг превратиться в сплошную водяную лавину, грозящую затопить их по самую крышу. Случалось, над головой плясали и ветвились слепящие глаза зигзаги, со зловещим треском вспарывающие черноту туч, и тогда ему казалось, что небесные опоры вот-вот рухнут, раздавят их вместе с домом и садом. В такие минуты ему хотелось упасть на колени и на четвереньках заползти в какую-нибудь щель, чтобы спрятать там голову и тело от гнева разбушевавшейся стихии.

Небо, как и океан, как и все, что по ту сторону стены, оставалось для него недосягаемым и непостижимым. Манящим и пугающим.

Внезапный порыв ветра ворвался в сад, запутался в заломленных ветвях, заставив их стонать и беспорядочно биться, хлопая в зеленые ладошки. Спина водяного гиганта, сразу озябнув, покрылась рябью. Мысли юноши были далеко, а продубленая ветром и солнцем кожа не ощущала холода. Он круглый год ходил босиком и избегал одежды. Если бы не Джимми, упрямо сохранявший приобретенные некогда привычки, он не носил бы и шорты.

Из-под куста розмарина вылез заспанный Тим – нелепое и жалкое существо, вечно пребывавшее не в духе. Еще весной его привез на виллу Учитель. Тщедушное тело, покрытое короткой черно-пегой шерстью, венчала большая, кудластая голова. Тим никогда не играл, не резвился. Старался держаться в сторонке, находя уединенные закутки. А если голод и заставлял его появиться, то жалобно поскуливал, вертя головой, будто в уши ему попала вода или заполз жук. Он много спал, мало и неохотно ел, иногда сутками не подходя к миске. И тогда Джимми забрасывал свои дела и возился с собакой, как с малым ребенком.

"Только попробуй сдохнуть, скотина ты этакая, – ворчал он. – Или не понимаешь, что я за тебя в ответе?"

Но сегодня плохое настроение было не у Тима, а у юноши. Он зло оттолкнул пытавшегося улечься у его ног пса, и тот, обиженный, убрался восвояси.

Юношу мучили навязчивые мысли. Жажда общения жила в нем, как язва, постоянно ноющая, кровоточащая, разъедавшая изнутри. Он должен был понять, почему его изолировали от людей, почему посадили за высокую глухую ограду. Его терзали сотни вопросов, так и остававшихся без ответа.

- Джимми! Где ты, Джимми?.. – В приступе отчаяния юноша вскочил. Забытая книга упала в траву, да так и осталась там лежать.

- Что случилось, мой мальчик? – тотчас отозвался встревоженный голос.

А минуту спустя по садовой дорожке, среди буйно разросшихся кустарников и фруктовых деревьев уже семенил плотный человек средних лет в переднике поверх закатанных до колен выцветших джинсов.

- Что случилось, Гро? – повторил он, запыхавшись.

- Не знаю, – растерянно пробормотал юноша, отворачиваясь.

- Но ты кричал. Ты звал меня, – настаивал опекун. Его лицо, заросшее дикой щетиной, выглядело взволнованным. – Тебя что-нибудь напугало?

Джимми разговаривал с юношей, как с ребенком, как делал это уже много лет, ухаживая за ним. И тот, не зная другого обращения, принимал его как должное.

- Я... я только хотел спросить, почему так давно нет Учителя. По-моему ему пора уже быть.

- Он приедет на днях, – мягко отозвался Джимми, вытирая передником загрубевшие руки. – Зачем он тебе? Разве нам вдвоем плохо?

- Зачем? – Юноша задумался на минуту, хмуря густые, отливавшие золотом брови. – Не знаю. Когда его нет, мне тревожно. Одиноко, неуютно. Я... я хожу, как потерянный.. Когда он приезжает, мне не становится легче. Но я немного успокаиваюсь.