Анатомия страха - [7]

Я ждал пояснений, но они не последовали.

– Какое ваше мнение?

– Они не плохи.

– Оценка художественных достоинств меня не интересует. Я хочу знать, их выполнил один человек или нет?

– Вы этого не спросили, а я мысли читать не умею.

– Неужели? А я слышала как раз наоборот. У вас репутация серьезного экстрасенса. – Ее губы тронула легкая улыбка. – Так что скажете?

– Вас интересует, являются ли оба рисунка работами одного художника?

– Да. – Она постучала пальцами по краю стола.

– Тогда, пожалуйста, вытащите их из файлов.

Терри Руссо кивнула и протянула мне перчатки. Я надел их, достал рисунки, начал рассматривать.

– Техника проведения линий кажется мне одинаковой, правда, один рисунок немного четче другого, – произнес я. – Дело в том, что манера рисовать так же индивидуальна, как и почерк. – Я продолжал внимательно рассматривать рисунки, а детектив Руссо барабанила пальцами по столу. Это раздражало. – Вы бы приняли чего-нибудь, – заметил я.

– Чего именно?

– Ну, успокаивающего.

Ее губы дрогнули. Я извинился, сказав, что пошутил, и стал вслух сравнивать отдельные фрагменты рисунков, указывая на сходство штрихов.

Руссо наклонилась ближе, и пространство между нами наполнилось ароматом ее духов. Это было что-то свежее и луговое.

– Думаю, рисунки выполнил один человек, и он правша. – Я это знал наверняка, поскольку сам был правшой и накладывал штрихи сходным образом.

– Согласно заключению лаборатории, он рисовал графитовым карандашом.

– Да. И довольно мягким. Вероятно, стандартным номер два, хотя скорее всего более мягким, номер три или четыре. – Я разъяснил ей насчет карандашей, твердых и мягких. Достал пенал и продемонстрировал каждый, закончив своим любимым «Эбони».

– Ваш карандаш выглядит, будто его погрыз бобер, – усмехнулась Руссо.

– Дурная привычка, – признался я, сдерживая желание рассказать анекдот о бобре, довольно грубый, который наверняка ей не понравится.

– Что еще вы можете сказать об этих рисунках?

Я пожал плечами:

– Лишь то, что он делает их быстро и довольно уверенно. Похоже, серьезно изучал рисунок и дизайн в какой-нибудь художественной школе.

Руссо внимательно слушала, сдвинув брови, прищурившись. Очевидно, оценивала информацию, а заодно и меня.

– В лаборатории наверняка уже убедились, что бумага, на которой сделаны рисунки, одинаковая. Но возможно, вам повезет, если этот тип оставил на ней капельки слюны или прикоснулся потной ладонью. Тогда можно будет определить ДНК.

– Вы рассуждаете как опытный полицейский эксперт.

– Я окончил академию.

– Вот как?

– Да, но искусством занимаюсь исключительно в полевых условиях, помогаю расследовать преступления.

– Не боитесь запачкать руки?

– Наоборот. – Я стянул перчатки и продемонстрировал ей руки. Графит и древесный уголь въелись в кожу навечно. Сколько ни мой, бесполезно.

– Я не хотела вас обидеть, – произнесла Терри Руссо. – К сожалению, в лаборатории пока не обнаружили на рисунках никаких следов. Только пятна крови убитых. – Она посмотрела мне в лицо. – Вы можете по этим рисункам сделать какие-нибудь выводы относительно личности убийцы?

Она уже разговаривала со мной, как с копом. Добрый знак.

– Вы имеете в виду, ненавидел ли он свою мать или мучил в детстве животных?

– Не совсем то, но…

– Я уловил смысл. Анализ личности художника по его произведению.

– Да.

– Надеюсь, мои рисунки подобному анализу подвергать никто не станет.

– Почему? Что там можно найти?

– Не знаю… ну, например, что я одержим насильниками и убийцами, поскольку только их и рисую.

Терри Руссо вскинула брови.

– Ну а как насчет этого типа?

– Я не психоаналитик, но рисунки дают основание полагать, что их автор человек аккуратный, одержим какой-то навязчивой идеей и работает очень точно, потому что я не заметил, чтобы он где-нибудь что-либо стирал. Но это мои домыслы. Он вполне может оказаться в жизни неряхой, несмотря на свои аккуратные рисунки. – В самом деле, мои рисунки были еще аккуратнее, но если бы кто-нибудь побывал в моей квартире и увидел, какой там кавардак, он бы никогда не догадался, что я их автор. – Вы можете послать их в Квантико на психологическую экспертизу.

– Сами разберемся, – заявила Руссо, но я понял, что это блеф, ведь на ее лице отразилось нечто противоположное.

Люди не осознают, что их мимикой управляют разнообразные лицевые мышцы, причем рефлекторно, независимо от воли. Поэтому, если вы желаете знать, говорит ли ваш собеседник правду, не доверяйте словам, а следите за его лицом.

Вот в данный момент Руссо пыталась нейтрализовать свое лицо, вроде как его заморозить, но мимика, обуславливаемая круговыми мышцами рта, ее выдавала. Например, чуть приподнятая вверх нижняя губа – верный признак тревоги. Вероятно, Терри Руссо тревожилась, что ей не удастся быстро закончить расследование и дело заберут федералы.

– А зачем, по-вашему, он рисует своих жертв? – спросила она.

– Не знаю. Он их предварительно выслеживает. Это лежит на поверхности. Иначе он бы не сумел нарисовать их.

– Да, почему он так поступает?

– Может, расписывается? Хочет показать всем, что это его работа.

Руссо взглянула на меня. Наверное, она ожидала, что я умнее, а увидела странноватого копа-рисовалыцика, забывающего побриться.