Анатомия скандала - [20]

* * *

Когда отец уехал, Холли успокоилась — вернее, попыталась успокоиться. Она легла на кровать — еще незастеленную, этим она займется через минуту, — и уставилась в потолок, но тут же вскочила, не в силах оставаться на одном месте. Внутри все дрожало от волнения. Не решаясь выйти во двор, на солнце, она сказала себе, что пока сориентируется в корпусе, найдет туалет — второкурсница, водившая их по общежитию, сказала, что он наверху, — и посмотрит на соседей. Поднимаясь по лестнице, в обшитой панелями стене Холли увидела нишу, где помещались частично срезанный буфет и маленький холодильник. Холли заглянула внутрь. Молока нет, зато на проволочных подставках три бутылки с золотыми этикетками и толстыми пробками, прочно удерживаемыми проволочными намордниками. Холли, ни разу в жизни не державшая в руках такой бутылки, сразу догадалась, что это шампанское.

На верхней площадке открылась дверь, из нее высунулась голова с шапкой рыжих кудрей. Парень, скорее даже молодой мужчина, смотрел на Холли с ленивым благодушием.

— Тыришь мои запасы? — В его голосе слышалась солидность.

— Нет, что ты! — Холли смущенно выпрямилась, будто ее поймали с поличным.

— Нед Иддслей-Флайт. — Рыжий протянул руку.

Растерявшись, Холли поднялась по оставшимся ступеням и пожала ему руку.

— Политическая философия и политэкономия, третий курс. Ты где училась?

— В Ливерпуле, — удивленно ответила Холли.

Нед поднял бровь.

— Я имел в виду, в какой школе? — Он подождал ответа. — Я, например, в Итоне.

Холли стало смешно: парень, должно быть, шутит.

— Да ладно? — сказала она и сразу возненавидела себя за то, что не нашлась с хлестким ответом, который поставил бы рыжего на место.

— А что такого? — хмыкнул он.

Он произносил слова иначе, не так как она с ее гортанной интонацией, подскакивавшей вверх на первом слоге. Холли вдруг поняла, что от привычной манеры речи придется избавляться. Изысканно растянутые гласные рыжего неслышным эхом заполнили паузу, пока Холли придумывала, что бы такое сказать.

— Неважно, — спас положение рыжий. — Как тебя зовут, дорогая соседка?

— Холли, — ответила девушка, внутренне готовясь к неизбежному. — Холли Берри[6].

— Это шутка?

— Нет. — Холли привыкла к такой реакции. У нее всегда было наготове неловкое объяснение: — Я была зачата в Сочельник, ну и отец проявил чувство юмора. Своеобразное.

Улыбка рыжего стала шире, и он откинул голову назад, совсем как тот папаша во дворе корпуса. Может, Холли этого Неда и видела?

— Да, такое не забудешь. Холли Берри! А ты колючая?

— Бываю иногда. — Он что, не придумал ничего менее примитивного? У нее за плечами детство, полное насмешек, но сейчас язык точно прирос к глотке, не в силах парировать. У Холли запылали щеки и даже шея, а неловкая пауза все длилась, подчеркивая ее неотесанность. Нужно срочно что-то сказать, чтобы стереть усмешку с его лица.

Рыжий снова улыбнулся ленивой улыбкой человека, у ног которого лежит весь мир. А ведь он вовсе не был так уж хорош собой. Мэнди — младшая сестра была куда опытнее Холли — на него бы и не взглянула из-за рыжей растрепанной шевелюры. Ей нравилось, когда ее мужчины — она встречалась именно с мужчинами, а не с парнями, — выглядели аккуратно. Впрочем, Мэнди никогда и не подала бы заявления в Оксфорд. «Что я забыла в этом снобистском универе?» — прохаживалась она по выбору Холли, которую тоже считала снобом. Мэнди решила ехать в Манчестер и уже поступила на факультет бизнеса и предпринимательства в местный колледж, куда принимали с семнадцати лет. Изучать английский — «книжки читать» — пустая трата времени; куда лучше начать побыстрее зарабатывать или стажироваться по профессии, которая гарантированно принесет деньги в будущем.

Холли деньги не заботили. Она пошла на английскую литературу, потому что этот предмет давался ей лучше всего.

— Блестяще, — сказала учительница после экзамена на аттестат зрелости и рекомендовала матери Холли, чтобы девочка подавала заявление в Оксфорд. — Мои коллеги начинают понимать важность диверсификации в наборе студентов. Я считаю, что у Холли есть шанс, — заверила миссис Торогуд.

Холли попала в тот самый колледж, о котором мечтала: в рекламных буклетах он был самым красивым и находился ближе всего к центру кампуса и библиотекам. Холли сознавала, что процент первокурсников из рядовых школ будет незначительным, но ей и в голову не приходило, что она может встретить выпускника Итона! Об Итоне она, конечно, слышала, но очень абстрактно, примерно как о палате общин или Букингемском дворце. И вдруг она в одном общежитии с выпускником Итона! Холли вдруг захотелось компании попроще, как она сама. Хотя девушка и порывалась забыть свою прежнюю жизнь, на первый порах ей не обойтись без чего-то привычного.

— А по этой лестнице еще кто-нибудь живет? — спросила она.

* * *

Как выяснилось, Элисон Джессоп жила в другой части общежития, и специальность у нее была не английская литература, но Холли потянуло к ней, как железные опилки к магниту. Вначале ее внимание привлек смех Элисон: теплый, добродушный и неожиданно густой для такой миниатюрной миловидной девушки, откидывавшей назад волосы движением головы и лучезарно улыбавшейся в столовой парню, сидевшему через два ряда темных столов. Над Элисон висели тяжелые холсты в рамах — портреты знаменитых выпускников: архиепископ Кентерберийский, премьер-министр Великобритании, лауреат Нобелевской премии по литературе, актер, — а справа и слева от нее сидели серьезные мальчики (тоже с математического факультета, как позднее узнала Холли), бледные, прыщавые, с жидкими сальными волосами завсегдатаев библиотек. Элисон, с ее гортанным смехом и неоново-розовой кофточкой под короткой черной мантией, казалась взрывом красок, оазисом гламура среди темных деревянных панелей сумрачного зала, освещенного мигающими светильниками.