Анатомия призраков - [75]

Бен еле слышно выругался.

— Прошу прощения, мадам, скотина потеряла подкову.

— Ничего страшного, если мы пройдем остаток пути пешком и положимся на милость мистера Смедли.

Бен слез с сиденья и помог хозяйке спуститься. Она шла так быстро, как только могла, не обращая внимания на грязь на ботинках и пыль на подоле юбки. Бен поспешал следом, ведя в поводу пони и фаэтон. Ферма находилась на другом конце деревни. Элинор услышала металлический звон молота. Перед самой фермой стояла маленькая кузница, и дым поднимался из ее трубы. Возможно, беспокоить мистера Смедли не придется.

Она отправила Бена в кузницу, а сама осталась ждать на дороге с пони. Через мгновение слуга вернулся с кузнецом, коренастым сгорбленным мужчиной с узкими плечами и крупными предплечьями, как у барсука.

— Он поможет, мадам, — сообщил Бен.

— Сколько времени это займет? — спросила Элинор, обращаясь непосредственно к кузнецу.

Мужчина переступил с ноги на ногу и пробормотал что-то насчет часа, возможно; заранее не угадаешь.

— Далеко ли Уайтбич-Милл?

Он указал закопченным пальцем на начало тропинки за фермой и противоположную сторону дороги. Вновь посмотрел на Элинор и смерил ее взглядом, оценивая ее физическую форму, как будто она была лошадью.

— Пять или десять минут, может быть.

Она приняла решение.

— Я пойду пешком, — сказала она Бену. — Когда пони будет готов, приведи его к мельнице.

— Но мадам, разве я не должен отправиться с вами?

— Нет, — отрезала Элинор. — Я хочу, чтобы ты остался с пони.

Она немедленно тронулась в путь, не позволяя своей решимости ослабнуть, сознавая, что Бен будет смотреть ей вслед с тревожным выражением лица. Ему хватало ума, чтобы понять: хозяин предпочел бы, чтобы он сопровождал госпожу.

На тропинке сильно пахло чесноком, поскольку обе ее стороны густо заросли черемшой. Элинор замедлила шаг, скрывшись из виду Бена и кузнеца. Она не взяла часы, но по положению солнца знала, что день едва перевалил за середину. Неважно. Если на мельнице никого нет, что маловероятно, она найдет место в тени и подождет. Оказаться на людях одной, пусть даже в этой глуши — разновидность свободы. Все тревоги остались в Кембридже — дело Сильвии, болезнь мужа, угроза возвращения к жизни без друзей и денег. Здесь ее опьяняла свобода, чувство, что она может делать что угодно, и никто ее не остановит, никто даже не увидит. Элинор не была так счастлива уже много месяцев. С тех пор как Сильвия умерла.

Скоро она увидит мистера Холдсворта. Фрэнка тоже, но он всего лишь мальчик. Как странно, что она познакомилась с этим мужчиной всего две недели назад; ей казалось, что намного раньше.

Тропа проходила мимо рощицы каштанов и лип, листья которых сверкали ослепительной свежестью зелени раннего лета, и заворачивала за угол. Внезапно Элинор оказалась на месте. Впереди была калитка, за ней — мельница и коттедж. Дым поднимался из единственной трубы. В тени лошадиной кормушки лежал рыжий кот. Он наблюдал за гостьей.

Элинор открыла калитку и прошла по булыжникам. В закрытом дворе было очень тепло. Тропинка вела за коттедж, в заросший сад. Главная дверь и окна нижнего этажа располагались на этой стороне дома. Она заглянула внутрь. Никого не было. Но дом выглядел обитаемым — подсвечники, оловянная кружка и книга на столе; сюртук, небрежно наброшенный на спинку стула.

Дверь была приоткрыта. Элинор распахнула ее и окликнула хозяев, сперва тихо, затем громче. Ответа не последовало. После мгновенной нерешительности она вошла в коттедж, думая, что, возможно, найдет Малгрейва на кухне, которая предположительно должна находиться на стороне с дымящей трубой. Но и в кухне никого не было. Она почувствовала себя шпионкой.

Ей впервые стало не по себе. Женщина без компаньонки, в пустом доме среди сельской глуши! Конечно, слуга знает, где она, но до него сотни ярдов, он ее просто не услышит. С ней может случиться что угодно, и никто ничего не узнает.

Элинор вернулась в комнату, которую, по-видимому, использовали в качестве гостиной, и на мгновение задумалась, не стоит ли вооружиться одним из подсвечников. Вместо этого она взяла книгу, которая лежала рядом, — экземпляр «Ночных размышлений» Юнга. Она забрала ее на улицу, чтобы скоротать ожидание, листая страницы.

Солнечный свет заставил ее заморгать, поскольку глаза уже привыкли к относительному полумраку коттеджа. Сад уходил вниз, к воде; в нем росла высокая прямая трава, бурьян, наперстянка и, в самом низу, растрепанная рощица запущенных фруктовых деревьев и ива за ними. Что-то двигалось между ветвями — вспышки белого на зеленом. Возможно, Малгрейв постирал рубашки и развесил их сушиться.

Затем, когда ее глаза привыкли к свету, она вполне отчетливо увидела то, что лишь частично скрывалось ветвями. Белизна не была белизной рубашек. Она была белизной кожи, и кожа эта принадлежала высокому обнаженному мужчине.

Кто-то заговорил. Мужчина полуобернулся на звук, поднял руку и обнажил еще больше свое длинное поджарое тело. Капли воды летели во все стороны, сверкая бриллиантами на солнце.

Элинор отступила в тень дома. Ее мозг, наконец, сумел справиться с сумятицей впечатлений последних нескольких секунд и прийти к выводу.