Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора - [67]

Вот и отслужил!

Указанная выше неверность генерала Алексеева Государю чувствовалась мной при каждом моем приезде в Ставку. Совершенно ясно, что он уже не мог скрыть свою принадлежность к противоправительственному лагерю».^{229} В другом месте Шаховской пишет:

"В то же время Гучков не только не оставил своих связей с командным составом, но всячески их культивировал, начиная с генерала Алексеева. Вместе с Родзянко он ложно освещал ему деятельность Правительства. Приписывая Военно-промышленным комитетам заслуги, которых не было, он возводил на Государя и Правительство явно ложные обвинения в таких деяниях, которые граничили с изменой".^{230}

Дежурный генерал Ставки вспоминает:

"Мне никогда не приходилось присутствовать на докладах Его Величеству генерала Алексеева; ка них присутствовал только генерал-квартирмейстер; поэтому я ничего не могу сказать о служебных отношениях, которые установились между Государем и Алексеевым.

Что же касается отношения Государя к Алексееву во внеслужебной обстановке, то оно было исключительно хорошее: Его Величество называл его по имени и отчеству и всегда был к нему внимателен.

Один только раз, придя к генералу Алексееву с докладом, я застал его в страшно возбужденном состоянии, бегающим взад и вперед по его маленькому служебному кабинету. И тут он мне взволнованно сказал несколько слов о том, какое ужасное влияние имеет на Государя Императрица, как Она этим портит Государю и как вредит всему".^{231}

Отец Георгий Шавельский:

"Я решил беседовать с Государем о Распутине. В один из следующих дней во время закуски перед завтраком, когда генерал Алексеев, по обыкновению, скромно стоял в уголку столовой, я говорю ему:

— Надо вам, Михаил Васильевич, говорить с Государем о Распутине — уж очень далеко зашли разговоры о нем. Дело как будто начинает пахнуть грозой.

— Ну что же, я готов. Пойдемте, — ответил он.

— Я думаю, что лучше порознь. Не подумал бы Государь, что мы сговорились, — возразил я. — Позвольте мне первому пойти и высказать, что Бог на душу положит, а вы потом поддержите меня.

— Отлично! Идите с Богом, а я потом добавлю, — согласился генерал Алексеев".^{232}

Но вот свидетельство более тревожного характера:

«В 1916 году, будучи по своим личным делам в Сибирском Торговом Банке, с которым я имел давнишние отношения, я разговорился с одним из служащих банка о создавшемся настроении в Петербурге и о положении на фронте. Мой собеседник — еврей, хорошо меня знавший, повторяя избитые сплетни, вдруг начал меня предупреждать о надвигающихся событиях и советовать согласно этому устраивать свои дела.

Мало-помалу он указал мне день, когда вспыхнет восстание при помощи иностранной державы. С большим знанием всего намеченного он говорил о всех последствиях революции, уверяя, что за Россией пострадает вся Европа и что Англия погибнет последняя. Писав эти строки и пройдя все революционные мытарства, я теперь вижу, насколько был хорошо осведомлен мой знакомый, посвященный в тайны, может быть, мирового заговора.

Призванный на военную службу и часто отлучаясь из Петербурга, я плохо следил за настроением столицы. Все, что я видел вне Петербурга, было нормально, в напряженной работе на войну.

У А.И. Гучкова, члена Государственной Думы и Председателя Центрального Комитета нашей партии октябристов, умер сын. Я пошел к нему на квартиру на панихиду. По окончании Службы, когда все разошлись, я остался с Александром Ивановичем наедине и начал рассказывать ему все, что слышал от своего знакомого в банке. Удивленный подробностями моего рассказа, особенно о дне восстания, Гучков вдруг начал меня посвящать во все детали заговора, называть его главных участников, расписывать те благие результаты, к которым должен будет привести подготовляемый переворот.

— Хотите, я вам покажу мою переписку с генералом Алексеевым, вот тут она, — сказал он, подводя меня к своему письменному столу и вынимая целую кипу мелко исписанных писем.

Я понял, что попал в самое гнездо Заговора. Председатель Думы Родзянко, Гучков и Алексеев были во главе его. Принимали участие в нем и другие лица, как генерал Рузский и даже знал о нем А.А. Столыпин, брат Петра Аркадьевича. Он был журналист, довольно легкомысленный и не серьезный. "Вдовый брат", называло его "Новое время".

Мои сведения, однако, обезпокоили Гучкова, ему хотелось, чтобы тайна не была разглашена, и он старался вызвать мое сочувствие; мои возражения не имели успеха.

Другим человеком представился мне Гучков, чем я знал его раньше. Умеренный, убежденный конституционный монархист стал открытым злобным революционером, настроенным больше всего против особы Государя Императора.

Под чьим давлением действовал он?

Англия была вместе с заговорщиками. Английский посол сэр Бьюкенен принимал участие в этом движении, многие совещания происходили у него.

Петербург был набит бородачами запасными, большей частью из рабочих фабрик и заводов. Каждый солдат получал из революционного фонда ежедневно 25 рублей. Это происходило в конце 1916 года, а восстание было назначено 22 февраля 1917 года.

Было время еще предупредить заговор и ликвидировать зачинщиков. Через несколько дней я отправился к Штюрмеру, тогда Председателю Совета Министров, и по долгу присяги доложил ему, что видел и знал.