Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора - [65]

Во всех этих событиях участвовали разные люди, разные направления, разные "психологические моменты", разные "входящие обстоятельства", разные "превратности судьбы", разные "несчастные совпадения", разные "слепые случаи" и во всех этих случаях и событиях участвовало, несомненно, одно — отход от нашей вековой традиции "служить верой и правдой", отход от нашего векового лозунга: "За Веру, Царя и Отечество", отход от нравственного начала, чем так крепка всегда была и Московская Русь, и Российская Империя, и замена наших вековых устоев той пошлостью и ложью, которая шла с Запада и не только шла, но широким потоком текла, вливаясь в "блоки", "земгоры", "промкомитеты" и оттуда дальше, заражая, как чума, всех и вся, не стыдясь ни клеветы, не щадя самых святых чувств и уничтожая присягу, и отрывая русских людей от Бога.

"Настанет год, России черный год..."^{219}

Он наступал.

"...В том и был стыд и мрак, раскрывающийся в процессе раскрытия русской исторической загадки, что начало гражданской свободы не уживалось в русском быту с прежним церковно-православным и верноподданническим сознанием. В том-то и была русская трагедия, что гражданский расцвет России покупался ценой отхода русского человека от Царя и от Церкви. Свободная Великая Россия не хотела оставаться Святой Русью! Разумная свобода превращалась и в мозгу, и в душе русского человека в высвобождение от духовной дисциплины, в охлаждение к Церкви, в неуважении к Царю..."^{220}

Вторым человеком в Ставке после Государя был его начальник штаба генерал-от-инфантерии Михаил Васильевич Алексеев.

Все те, которые стремились под видом всяких формул ("министерство общественного доверия", "ответственное министерство" и так далее) к устранению Государя, понимали, что без поддержки командного состава Армии, и в первую очередь "фактического Верховного Главнокомандующего", как называли генерала Алексеева, что-либо предпринять трудно. Вожаки оппозиции, помимо своих выступлений в Думе, помимо своей деятельности антиправительственного характера в своих союзах и комитетах, приступили в конце 1915-го года к подготовке заговоров с целью удаления Государя с Престола. Было несколько планов с разными руководителями. Наиболее активными в этих планах были Гучков и князь Львов.

Государь очень ценил и верил своему начальнику Штаба. Так же ли относился Алексеев к своему Государю? Внешне Алексеев был лоялен и не оставлял желать лучшего в своих отношениях с Государем. Но помимо этого, есть свидетельства, дошедшие до нас, которые говорят, что ни Алексеев, ни даже его семья не относились к Государю так, как это полагалось русским людям, любящим своего Монарха. Ведь Монархия тем и отличается от республики или диктатуры, что верноподданные любят и Монарха, и Его Семью не только как представителей нации (западное толкование Верховной Власти), но и как Помазанника Божия, правящего "по Божьему произволению, а не по многомятежному человеческому хотению".

Спиридович пишет:

"...Государь был очень ласков, коснулся его семьи и пошутил — почему жена Алексеева приезжает к мужу тогда, как уезжает Государь".^{221}

Вырубова пишет о приездах Государыни в Ставку:

«Великие Князья и чины Штаба приглашались к завтраку, но Великие Князья часто "заболевали" и к завтраку не появлялись во время приезда Ее Величества; "заболевал" также и генерал Алексеев. Государь не хотел замечать их отсутствия. Государыня же мучилась, не зная, что предпринять».^{222}

Вспомним теперь, что говорил А. Бубнов о генерале Борисове. Заканчивая свою характеристику, он говорил:

- "Трудно сказать, что могло столь тесно связывать с ним генерала Алексеева; разве что известная общность политической идеологии и одинаковое происхождение".^{223}

Мы знаем, что взгляды Борисова были весьма радикальными, из-за них он в молодости и "пострадал". Имея это в виду, можно предположить, что и у Алексеева не было консервативных взглядов, какие бывали, обыкновенно, в старых военных семьях.

А генерал Деникин, будучи еще более скромного происхождения, чем Алексеев, говорит, конечно, со слов Алексеева, так как сам до революции по своему положению не имел возможности общаться с Государем, следующее:

"Вопреки установившемуся мнению, отношения эти (Государя с Алексеевым — В.К.), по внешним проявлениям не оставлявшие желать ничего лучшего, не носили характера ни интимной близости, ни дружбы, ни даже исключительного доверия. Государь никого не любил (а Деникин откуда это знает? — В.К.), разве только сына. В этом был трагизм его жизни " человека и правителя.

Но в вопросах управления Армией Государь всецело доверял Алексееву, выслушивая долгие, слишком, быть может, обстоятельные доклады его. Между тем борьба Государственной Думы (Прогрессивного блока) с Правительством, находившая, несомненно, сочувствие у Алексеева и у командного состава, принимала все более резкие формы".^{224}

В переписке с Государыней Государь называл Алексеева "Моим косоглазым другом" и всегда о нем хорошо отзывался, а о работе с ним говорил, что она носит характер "захватывающего интереса".

К Правительству Алексеев относился очень скептически: