Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора - [30]

Уже в феврале 1913 г. Родзянко призывал Государя вмешаться в войну, когда происходила война между Турцией и балканскими странами. Павлов пишет:

"Заговор бередит международные отношения. Поднят славянский вопрос; заработала печать. Дума вступается за славянство. Общественники и депутаты посланы в Славянские земли. Английская и французская печать сочувствуют этому движению...".^{112}

В 1913 г. исполнилось 300 лет со дня вступления на Престол первого Романова, Михаила Федоровича. В манифесте, выпущенном по этому поводу, говорилось:

"Совокупными трудами венценосных предшественников Наших на Престоле Российском и всех верных сынов России создалось и крепло Русское Государство. Неоднократно подвергалось наше Отечество испытаниям, но народ русский, твердый в Вере Православной и сильный горячей любовью к Родине и самоотверженной преданностью своим Государям, преодолевал невзгоды! и выходил из них обновленным и окрепшим. Тесные пределы Московской Руси раздвинулись, и Империя Российская стала ныне в ряду первых держав мира".^{113}

Гучков, провалившийся на выборах в IV Думу, уехал за границу, но, вернувшись, снова взялся за свою разрушительную работу. Под его влиянием фракция октябристов распалась на левое и правое крыло. Левое — стало называться земцами-октябристами во главе с Родзянко и Савичем. А вне России происходили весьма симптоматические явления. Германский Рейхстаг утвердил огромные военные кредиты, а Франция увеличила срок военной службы до трех лет. Император Вильгельм, который был ловко использован силами, стремящимися к войне, часто повторял еще в 1913 году, что "война может сделаться неизбежной, и тогда совершенно безразлично, кто начнет ее".

В. Коковцев пишет в своих мемуарах, вернувшись в Россию из поездки по Европе, во время которой он виделся с Императором Вильгельмом и долго с ним беседовал, следующее: «Государь долго молчал. Он смотрел в окно, в безбрежную морскую даль (Ливадия) и, наконец, точно очнувшись от забытья, сказал: "На все — воля БожияГ»^{114}

Государь знал, что войны Он не начнет, но понимал, что не от Него одного это зависит.

«Запад издавна готовился к войне: Франция — в целях самозащиты; Англия — во имя мировой торговой гегемонии; Германия — с целью захвата власти на континенте и колонизации земель России. Австрия бряцает оружием немцев. Малые страны, как и великие, жаждут расширения территорий. Капиталисты потирают руки, предвкушая наживу, и имеют свой заговор и план. Социализм, имея тоже заговор, учитывает войну, как неминуемое свержение ряда монархий и победу демократий... Ближний восток — всегда готовый для взрыва пороховой погреб.

Не желает войны один Государь Николай II. Но уже после Японской войны Россия как Империя перестала принадлежать себе и, занимая "почетное" место среди "великих" держав, во всякую минуту может быть вовлечена в войну...»^{115}

Даже в русском правительстве появились сторонники войны. Ольденбург утверждает, что Кривошеин, и в особенности Сазонов, "исходили в своих суждениях из того, что войны все равно едва ли избежать".^{116}

В самом начале 1914 года Государь расстался с Коковцевым (из-за винной монополии) и заменил его на посту главы правительства старым, но безукоризненно верным Государю и самодержавному принципу И.Л. Горемыкиным. Оппозиция пустила в ход тогда памфлет (ну, совсем как во Франции перед "великой" революцией!) — "горе мыкали мы раньше, горе мыкаем теперь". Обиженный В.Н. Коковцев перешел тогда в лагерь "обиженных" сановников, какими были уже, а впоследствии стали Витте, Кривошеин, Крыжановский, Сазонов, Наумов и другие.

Сам И.Л. Горемыкин называл себя "старой шубой, вынутой из нафталина", что не соответствовало действительности: он еще был и живым, и умным, я бы сказал, мудрым стариком.

К началу 1914 года в России произошли в экономической области и в области народного образования такие перемены, что они бросались в глаза даже иностранцам, почти всегда предубежденно относившимся к России. Эдмон Тэри, редактор "Economiste Europeen",(фр. "Европейский экономист"-ред.) писал в конце 1913 года:

"Если дела европейских наций будут с 1912 по 1950 г. идти так же, как они шли с 1900 по 1912 г., Россия к середине текущего века будет господствовать над Европой как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении".^{117}

Но наряду с этим хозяйственным подъемом появились и отрицательные явления, как хулиганство в деревне и городах, упадок религиозности в крестьянской среде, разочарования в кругах молодого поколения. Кн. Е. Трубецкой писал в статье "Новая земская Россия", наделавшей в свое время много шума:

"Несомненный, бросающийся в глаза рост материального благосостояния пока не сопровождается сколько-нибудь заметным духовным подъемом. Духовный облик нашей мелкой буржуазной демократии едва ли может быть назван симпатичным... Растет какой-то могучий организм, но вырастет ли из этого со временем человеческое величие или же могущество большого, но не интересного животного?"^{118}

Среди этой общественности только Царская Власть, опираясь на традиции и долгий опыт правления, направляла жизнь страны. Царская Власть стояла выше интересов отдельных групп населения. П.Н. Дурново, один из немногих прозорливых людей того времени, писал в феврале 1914 г.: