Анатомия чувств - [38]

Ну, ладно. В то утро ты пришел к ней в комнату, и вы спали вместе допоздна. А когда проснулись, первым делом занялись поиском чего-нибудь съестного. Сельваджа, исследовав кухонные запасы, приготовила свежайший фруктовый салат. Это было так приятно, ты же знаешь, кормить друг друга из ложечки в спальне. Она не успевала прожевать, а уже пыталась сказать тебе что-то новое, а ты, в экстазе, слушал ее, жуя свою порцию фруктов. В тот день ее так и тянуло на разговоры, и тебе казалось преступлением остановить ее.

Зная, что ваша мать вернется из комиссариата не раньше двух, около полудня вы наконец встали и, блуждая по дому, стали приводить себя в порядок. Ты оделся первым, спустился в кухню и убрал остатки завтрака. Сельваджа была еще наверху, вероятнее всего в раздумьях, что бы надеть, когда ты услышал, как открылась входная дверь и мамин голос раскатом прокатился по всему дому:

— Ей, ребята, вы здесь?

Сердце твое подпрыгнуло почти до самого горла, но ты отозвался по возможности спокойно:

— Мама, я здесь, на кухне.

Если бы она пришла на десять минут раньше и застала бы вас en déshabillé[24], ты даже представить себе не мог, что бы тут началось.

Вы с мамой немного поболтали на общие темы, и с твоей стороны было уже подвигом не выдать себя, отвечая на ее вопросы о том, как прошло утро.

Несколько минут спустя в кухне появилась Сельваджа. У нее расширились глаза от удивления при виде матери. К счастью, она была одета и не обратилась к тебе ни «любимый», ни «зверек», пока спускалась по лестнице. Мама, тем не менее, устроила вам настоящий допрос, где вы были, что делали, кого видели. Она была прирожденной ищейкой и первоклассным следователем, но лучше бы она не занималась работой дома.

На все вопросы отвечал ты, Сельваджа лишь поддакивала. А когда мама обратилась напрямую к ней, твоя сестра ограничилась лишь мелкими деталями, разумеется, только что придуманными.

Как бы там ни было, мама казалась довольной вашим отчетом и, «признав вас невиновными», в свою очередь рассказала о том, что случилось с ней. В полиции. Описав вам своих новых и, скорее всего, отвратительных коллег одного за другим. На самом деле вы ее не слушали. Просто достаточно было согласно кивать всякий раз, когда она пыталась втянуть вас в активное обсуждение чего-то.

Пока ваша мать говорила, вы думали о том, что на этот раз вас пронесло, но впредь ничего подобного никогда не должно было повториться.

27

Вечером того же дня, после ужина, ты сидел в гостиной и смотрел футбол по телевизору. Сельваджа уже поднялась к себе в комнату, и ты не имел понятия, что она там делала. Ты подождал, пока ваши родители не пошли спать и, как только дом затих, тоже поднялся на второй этаж. Ты переоделся и неслышно, с крайней осторожностью, проскользнул в комнату твоей сестры, тут же закрыв за собой дверь. Она была в постели и читала, что удивительно, книгу. Она услышала, как скрипнула дверная ручка, повернулась и, увидев тебя, улыбнулась, жестом пригласив тебя войти. Ты приблизился к ней и заключил в свои объятия.

Ты спросил, что она читает. Это была биография Чарли Чаплина, начиная с детства, полного одиночества и нищеты, сумасшествия и голода, достойного пера Диккенса, и заканчивая молниеносной известностью в двадцать шесть лет. В ней говорилось о великих произведениях и любовных историях с прекрасными женщинами, от Полы Негри и Полетт Годдар до Уны О'Нил. Его описывали как человека тщеславного и скромного, великодушного и мелочного, циничного и деликатного, стеснительного и выскочку.

— Жизнь этого человека, — тихо зачитала Сельваджа с суперобложки, — который сам по себе уже был легендой, наверное, и есть самый убедительный и драматичный из его фильмов.

— Я не знал, что ты так любишь кино, — прошептал ты в ответ. — Во всяком случае, не немое кино.

Ты прилег сбоку, когда она снова обратилась к тебе.

— Джонни? — нежно прошептала она.

Ты ответил ей подобием мурлыканья, а ведь даже не знал, что в этот момент твои глаза блестели серым кошачьим огнем. Потом медленно произнес:

— Что, любовь моя? Что такое?

Ее голос, как она ни старалась говорить тише, был возбужденным:

— Кажется, я нашла способ, чтобы нам никто не мешал.

Ты открыл глаза и приподнял голову.

— И как же? — спросил ты, разглядев на лице Сельваджи довольное и озорное выражение, сменившее счастливое умиление, которым она встретила тебя, когда ты вошел и лег рядом с ней.

Она тут же тебе все объяснила:

— Если ты помнишь, у нас есть еще одна квартира. И пока ее никто не арендовал, верно?

Она потянулась к наполеоновской ночной тумбочке и неожиданно звякнула ключами от квартиры на улице Амфитеатра перед твоим потрясенным носом. Мгновенно озарение от Сельваджи передалось и тебе. В вашем распоряжении была квартира, временно свободная от любых неожиданностей, меблированная и со всем набором удобств!

Ты улыбнулся Сельвадже, спрашивая себя, как так случилось, что, несмотря на твой неопровержимый интеллект, эта идея не пришла в голову тебе первому. Боже, вы так были счастливы теперь!

На следующее утро, на рассвете, вы проснулись одновременно, сами того не зная, в состоянии эйфории. С превеликим терпением вы дождались, каждый в своей комнате, пока родители позавтракали внизу, а затем счастливые от вновь обретенной супружеской любви оставили дом, идя навстречу новому и вряд ли знаменательному трудовому дню.