Анания и Сапфира - [10]

Первые христиане были в Иудее белыми воронами, и увеличить свою численность они смогли лишь за счет других народов. Ведь всё же некоторые евреи успели «познакомиться» с Иисусом Назореем, а остальные видели других, подобных ему ересиархов, и потому, невзирая даже на свою придурь, унаследованную от возвратившихся из Вавилона предков, знали истинную цену таким учениям.

Итак, сырое и душное подземелье было заполнено стоящими христианами. Их бледные лица и сверкающие фанатизмом, но вместе с тем пустые взгляды удивительно гармонировали с мрачной обстановкой помещения. Одежда сектантов представляла собой калейдоскоп дешевых тканей всех видов и цветов, но степень ее изношенности была одинаковой — крайней. Христиане, ожидая начала службы, разбились на небольшие группы и лениво переговаривались.

Супруги удивленно рассматривали членов новой церкви и никак не могли понять, что именно в них кажется странным.

— Посмотри, как они бледны, — шепнул Анания, прислонившись губами к уху жены.

Она кивнула. Ей приходилось видеть, как бледнели люди, узнавшие плохую весть или которых свалил с ног физический недуг. То была, так сказать, бледность естественная. Цвет же лиц собравшихся верующих был настолько неподражаем, что догадаться о причине его появления супруги смогли лишь позднее, когда узнали о тех страшных галлюцинациях, коим подвержены христиане.

В подземелье пришли и дети. Ни тени улыбки не было на их безжизненных, угрюмых лицах. Они испуганно озирались, посматривая на своих родителей, и уже готовы были заплакать, поскольку им не нравилось, что богослужение так долго не начинается. Хотелось ли им услышать слово божие или же рассудок, который «не от мира сего», всегда заставляет повредничать? Кто знает…

Возле одной из стен подземелья стояла длинная скамья, на которой во время собраний важно восседали апостолы. Христиане старались хоть ее держать в чистоте, и, для того, чтобы главам церкви не было жестко сидеть, клали на скамью подушечки.

Наконец, в подземелье вошли святые апостолы: Симон и его брат Андрей, Иаков и Иоанн, Филипп и Варфоломей, Матфей и Фома, Иаков Алфеев и Симон, прозываемый Зилотом, Иуда Иаковлев и Матфий, заменивший Иуду Искариота («Евангелие от Луки», VI, 14–16, и «Деяния святых апостолов», I, 26). Все разговоры смолкли, и взгляды рядовых христиан устремились на Иоанна, который открывал богослужение. Это был низкорослый и невидный, заикающийся мужчинка, лицо которого постоянно искажала судорога. Встав со скамьи, Иоанн обратился к присутствующим:

— Б-б-братья и с-с-с…

— Сестры, — подсказал Петр.

— Да, с-с-сестры, с-с-сегодня поговорим о лицемерии фарисеев и некоторых из книжников. Однажды они увидели, что м-м-мы, бродя с Иисусом, едим хлеб нечистыми, немы-мы-мы-тыми руками. А они, двуличные твари, и руки моют, и чаши, и кружки, и даже котлы. И спрашивают Его фарисеи и книжники: «Зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев, но неумы-мы-мы-тыми руками едят хлеб?». Сказал им тогда в ответ Х-Х-Х-Х…

— Понятно, что сказал, — скабрезно усмехнулся Петр, но Иоанн замахал руками:

— Не-не-не-не то, а Х-Х-Х-Христос! Сказал Он им: «Хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исайя, как написано: «Люди сии чтут Меня устами, а сердце их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям и заповедям челове-ве-ве-ческим». Ибо вы, оставив заповедь Божию, соблюдаете предание челове-ве-ве-веческое — мыть кружки, чаши, руки, лица и многое другое. Так хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание? Ибо М-М-М-М…

Петр, который уже один раз не угадал, что хотел сказать Иоанн, теперь хранил молчание, предоставив оратору полную свободу.

— Ибо М-М-Моисей, сказал фарисеям Христос, учил: «Почитай отца своего и мать свою» и «злословящий отца или мать смертию да умрет». А вы не почитаете и злословите! И учтите: ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его, но что исходит из него, то оскверняет» («Евангелие от Марка», VII, 1-23, и «Евангелие от Матфея», XV, 1-20).

Некоторые из слушавших апостола присели на корточки и в экстазе водили ладонями по полу подземелья, стараясь посильнее загрязнить руки. Видевший это Иоанн возрадовался, ибо убедился, что мораль его проповеди усвоена. Он и сам стал озираться по сторонам, выискивая место погрязнее.

— А почему, — тихо спросила Сапфира у стоявшего рядом с ней Иова, — Христос здесь согласен с Моисеем по поводу того, что надо почитать родителей, а утром Кефас говорил нам о ненависти Его к домашним?

— Слушай, — отозвался Иов, — и пока имеешь уши, услышишь.

— Но мы должны понимать, — продолжал Иоанн, — что это раньше надо было п-п-п-почитать родивших тебя, но сейчас иной закон, ибо сказал Х-Х-Х-Христос: «Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим у-у-у-у, у-у-у-учеником» («Евангелие от Луки», XIV, 26).

Иоанн оглянулся на сидевшего на скамье Петра и с помощью весьма выразительных жестов и мимики дал понять, что закончил. Тогда глава общины медленно встал, прокашлялся и сказал: