Анания и Сапфира - [8]

Вдруг со двора послышались грохот и чей-то крик. Симон усмехнулся:

— Опять Сатана Иосифа со столба столкнул.

И затем задумчиво добавил:

— Да, сильны искушения Дьявола… Вот вы, Анания, Сапфира, часто бываете искушаемы?

Вера супругов еще не достигла таких глубин, потому этот вопрос их несколько смутил.

— Иногда случается, — неуверенно ответила Сапфира.

— Сатана, наверное, в основном искушает грешников, — предположил Анания, и по тону его слов чувствовалось, что себя он к ним не причисляет. Почувствовал это и Кефас.

— А ты не грешник? Я и то считаю себя грешником великим, прямо-таки величайшим, — сладостно самобичевался Петр.

— Что же я сделал такого? — недоумевал Анания.

— Что?! — взбеленился апостол. — В грехе, в блуде проводишь ночи свои, тело ублажаешь с женой молодой! Плоть должен ты лелеять или душу?

Сапфира от столь «откровенных» слов покраснела и не знала, куда ей спрятаться. Анания тоже смутился. Неужели его любовь была грехом?

— Наверное, — тихо промолвил плотник, — мы раньше жили не так, как надо. Но для того, чтобы приобщиться к благодати и святым тайнам, мы и пришли к тебе, рабби. Не отвергай нас!

Симон, услышав смиренную речь, немного смягчился и величественно изрек:

— Блуда избегайте, дети мои!

— Отче, но мы муж и жена, мы любим друг друга, — срывающимся от волнения голосом возразил Анания.

Святой апостол Петр вновь рассвирепел, да так, словно его укусил этот часто упоминаемый христианами Сатана. Лицо Симона побагровело, глаза выкатились из орбит, изо рта летели брызги слюны.

— Дурак, тварь, не прах презренный любить ты должен, а Господа нашего Иисуса Христа. Лишь он один дает нам благодать и учит Истине. Насколько же Царствие Небесное выше и совершеннее мира земного, сей юдоли скорби, слез и страданий! — радостно возвестил Симон, как будто он уже побывал на небесах и мог говорить об этом предмете с полным знанием дела.

Супруги испуганно смотрели на апостола. Сапфире не понравилось, что глава христиан назвал ее «прахом презренным». Она была о себе гораздо лучшего мнения, но, чтобы больше не раздражать этого вспыльчивого мужчину, сделала вид, что не заметила оскорбления.

— Царствие земное! — продолжал Петр. — Ты мерзкая обитель греха! Ведь что такое наслаждение? Это грех! Оно отвлекает нас от молитвы, от богоугодных дел, от умерщвления плоти. Наслаждение опасно тем, что создает иллюзию, будто мы можем получить радость не только от Бога. Конечно, могущественны козни Сатаны, коварны его искушения, но истинный верующий поборет их, опираясь на Дары Духа Святого, на силу молитвы, на помощь единоверцев. Истинный верующий, даже получая наслаждение, всем своим видом покажет, что не удовольствие оно ему приносит, а горе, омерзение, боль, и тем самым смутит Сатану и других в Вере укрепит.

Тут апостол показал, как надо скривиться, когда наслаждаешься. Супруги постарались запомнить эту гримасу, чтобы использовать ее и во время еды, и ночью. Но, видно, есть доля правды в утверждении льстецов о том, что начальники, когда за что-нибудь возьмутся, всё сделают лучше подчиненных. Ни Анания, ни Сапфира не смогли бы скорчить такую рожу. Петр же был в состоянии испугать самого Сатану.

От долгой болтовни у апостола пересохло в горле, он схватил стоявший на столе кувшин и сделал несколько глотков. Осушив губы рукой, Кефас собрался было продолжить свою речь, но передумал и уже более основательно приложился к кувшину. Минуты две, о чем-то задумавшись, он молчал, но затем снова раздался его скрипучий голос:

— Говоришь, вы муж и жена и потому любите друг друга. Но сказал Иисус Назорей: «И враги человеку — домашние его»! («Евангелие от Матфея», Х, 36).

— А почему? — удивленно воскликнули Анания и Сапфира.

— Да потому, что обычно домашние, эти упертые иудеи, против вступления членов их семей в нашу Церковь. Даже мать Иисуса пыталась разлучить своего Сына с нами. Помню, пришла однажды с братьями Его, а мы, запершись в одном сарае, слушали Учителя. И стала Мария вызывать Сына, но Он не вышел и сказал нам: «То мне не мать, а вы мне мать» («Евангелие от Марка», III, 31–35, «Евангелие от Матфея», ХII, 46–50 и «Евангелие от Луки», VIII, 19–21). И расцеловал нас всех.

Анания попытался представить, как Иисус целовал взасос Симона и называл его родительницей. Вовремя поднятая к устам рука плотника скрыла улыбку, и торжественность момента не была нарушена.

— Зачем же Мария хотела забрать Сына своего и Божьего? — спросила Сапфира.

— Эта подлая тварь считала Его придурком. Но мы вынуждены почитать ее. На словах, конечно.

Кефас снова взял кувшин и на этот раз его опорожнил.

— Это я не вино пью, а кровь Христову, — промолвил он, всё так же вытирая губы рукой[3].

Тут супруги испугались не на шутку: иудеям строжайше запрещено пить чью-либо кровь. Глава христиан понял причину их страха и рассмеялся.

— Да нет, вы меня не так поняли. Это вино, самое настоящее вино, но в момент причастия оно превращается в кровь Спасителя. И пить её повелел Иисус. А хлеб — это тело Его.

Анания и Сапфира окончательно запутались в христианских премудростях. Их лица выражали недоумение и страх, а Петр продолжал веселиться.