Анализ романа М.Булгакова «Мастер и Маргарита» - [2]

его ждет мучительная смерть, но отнюдь не Воскресение.

Сын Божий явил нам высший образец смирения, истинно смиряя Свою

Божественную силу. Он, Который одним взглядом мог бы уничтожить всех

утеснителей и палачей, принял от них поругание и смерть по доброй воле и

во исполнение воли Отца Своего Небесного. Иешуа явно положился на волю

случая и не заглядывает далеко вперед. Отца он не знает и смирения в себе

не несет, ибо нечего ему смирять. Он слаб, он находится в полной

зависимости от последнего римского солдата, не способен, если бы захотел,

противиться внешней силе. Иешуа жертвенно несет свою правду, но жертва

его не более чем романтический порыв плохо представляющего свое будущее

человека.

Христос знал, что Его ждет. Иешуа такого знания лишен, он

простодушно просит Пилата: "А ты бы меня отпустил, игемон..." [5] – и

верит, что это возможно. Пилат и впрямь готов был бы отпустить нищего

проповедника, и лишь примитивная провокация Иуды из Кириафа решает исход

дела к невыгоде Иешуа. Поэтому, по Истине, у Иешуа нет не только волевого

смирения, но и подвига жертвенности.

У него нет и трезвой мудрости Христа. По свидетельству

евангелистов, Сын Божий был немногословен перед лицом Своих судей. Иешуа,

напротив, чересчур говорлив. В необоримой наивности своей он готов

каждого наградить званием доброго человека и договаривается под конец до

абсурда, утверждая, что центуриона Марка изуродовали именно "добрые

люди". В подобных идеях нет ничего общего с истинной мудростью Христа,

простившего Своим палачам их преступление.

Иешуа же не может никому и ничего прощать, ибо простить можно лишь

вину, грех, а он не ведает о грехе. Он вообще как бы находится по другую

сторону добра и зла. Тут можно и должно сделать важный вывод: Иешуа

Га-Ноцри, пусть и человек, не предназначен судьбой к совершению

искупительной жертвы, не способен на нее. Это – центральная идея

булгаковского повествования о бродячем правдовозвестителе, и это

отрицание того важнейшего, что несет в себе Новый Завет.

Но и как проповедник Иешуа безнадежно слаб, ибо не в состоянии дать

людям главного – веры, которая может послужить им опорой в жизни. Что

говорить о других, если не выдерживает первого же испытания даже верный

ученик, в отчаянии посылающий проклятия Богу при виде казни Иешуа.

Да и уже отбросивший человеческую природу, спустя без малого две

тысячи лет после событий в Ершалаиме, Иешуа, ставший наконец Иисусом, не

может одолеть в споре все того же Понтия Пилата, и бесконечный диалог их

теряется где-то в глубине необозримого грядущего – на пути, сотканном из

лунного света. Или здесь христианство вообще являет свою

несостоятельность? Иешуа слаб, потому что не ведает он Истины. То

центральный момент всей сцены между Иешуа и Пилатом в романе – диалог об

Истине.

Что такое Истина? – скептически вопрошает Пилат.

Христос здесь безмолвствовал. Все уже было сказано, все возвещено.

Иешуа же многословен необычайно: - Истина прежде всего в том, что у тебя

болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти.

Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе даже трудно глядеть на

меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не

можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла

твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан.

Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет [6].

Христос безмолвствовал – и в том должно видеть глубокий смысл. Но

уж коли заговорил – мы ждем ответа на величайший вопрос, какой только

может задать человек Богу; ибо ответ должен звучать для вечности, и не

один лишь прокуратор Иудеи будет внимать ему. Но все сводится к

заурядному сеансу психотерапии. Мудрец-проповедник на поверку оказался

средней руки экстрасенсом (выразимся по-современному). И нет никакой

скрытой глубины за теми словами, никакого потаенного смысла. Истина

оказалась сведенной к тому незамысловатому факту, что у кого-то в данный

момент болит голова. Нет, это не принижение Истины до уровня обыденного

сознания. Все гораздо серьезнее. Истина, по сути, отрицается тут вовсе,

она объявляется лишь отражением быстротекущего времени, неуловимых

изменений реальности. Иешуа все-таки философ. Слово Спасителя всегда

собирало умы в единстве Истины. Слово Иешуа побуждает к отказу от такого

единства, к дроблению сознания, к растворению Истины в хаосе мелких

недоразумений, подобных головной боли. Он все-таки философ, Иешуа. Но его

философия, внешне противостоящая как будто суетности житейской мудрости,

погружена в стихию "мудрости мира сего".

"Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано:

уловляет мудрых в лукавстве их. И еще: Господь знает умствования

мудрецов, что они суетны" (1 Кор. 3, 19-20). Поэтому-то нищий философ

сводит под конец все мудрствования не к прозрениям тайны бытия, а к