Анаис - [18]

Несколько дней она не выходила из квартиры. Взяла книги из моей библиотеки – она, за всю жизнь не раскрывшая трех брошюр, – и часами читала. Она придумала такой способ избежать наших вопросов – или своих собственных. Она была спокойна и молчалива. Винсент разжигал поленья в камине. Она усаживалась на канапе, подобрав под себя ноги, и читала. На ней было длинное, наглухо застегнутое платье. Она так пряталась от нас.

Мы с Жеромом наведались по адресу, нацарапанному на бумажке. Мы представляли себе какой-нибудь тайный вертеп с непреодолимыми решетками, охранниками, вооруженными револьверами. Автобус привез нас на красивую авеню, засаженную каштанами, недалеко от Елисейских полей. Под указанным номером мы обнаружили особняк в стиле неоклассицизма. Богатство обстановки нас ничуть не удивило. Мы были в том возрасте, когда принято считать, что деньги и порок, как старость и уродство, прекрасно уживаются друг с другом. Мы были почти разочарованы, когда перед нами сама собой раскрылась входная дверь из двойного стекла.

Затем мы словно поплыли в аквариумном свете огромной залы, лишенной тени и освещаемой целиком сквозь матовое стекло потолка. Большие картины абстракционистов медленно проплывали мимо нас. В глубине залы, за письменным столом – единственным предметом мебели во всем обширном пространстве – сидела дама средних лет в элегантном твидовом костюме и перелистывала тетрадь в картонной обложке. Она машинально подняла на нас глаза и приветствовала улыбкой, а затем вернулась к своему занятию, сверкнув очками в блестящей оправе.

– Ты уверен, что это тот дом? – шепотом спросил я Жерома.

Он обратил мое внимание на то, что странная стеклянная колонна в центре залы была не архитектурной деталью, а шахтой лифта. Мы притворились, будто рассматриваем еще одну-две картины, а потом вызвали лифт. Дама в твиде и бриллиантовых очках закрыла тетрадь и поднялась:

– На второй этаж доступ закрыт. Это частные апартаменты мсье Клода С.

Этого имени не было среди каракулей Анаис, но Жерому оно показалось знакомым.

– А я как раз хотел повидать мсье Клода С., – заявил он нахально.

– Его нет дома.

– Мы можем подождать, – заверил Жером в светской и, как ему показалось, очаровательной манере.

– Мсье Клод С. сейчас в Нью-Йорке.

Жером смахнул с лица улыбку, поняв, что все его чары не сократят такого расстояния – тут без авиабилета не обойтись.

– Но вы можете оставить ему записку, – со снисходительной любезностью добавила хранительница святая святых.

Пока Жером пребывал в растерянности, не зная, как ему поступить, сообщница мсье Клода С. со смешанным выражением веселья и жалости разглядывала двух пижонов, которые напрашивались на аудиенцию к великому фараону. Кубики льда ее серых глаз еще не растаяли в стаканах.

– Что вам нужно от мсье С.? – спросила она надменным тоном.

– Я скульптор, – сообщил ей Жером.

Дама смерила его взглядом, как будто говоря: «Это, мой милый, еще надо доказать».

– Я скульптор, – не сдавался мой приятель, – и хотел бы показать мсье С. свои произведения.

– Ах, ваши произведения!

Плечи дамы затряслись от беззвучного смеха, а все пуговицы ее костюма засмеялись вместе с ней.

Первой же электричкой мы вернулись на авеню Анри-Мартен. Нет, я ни разу не слышал об этом Клоде С., владевшем галереями в Милане, Нью-Йорке, Париже и даже в Патагонии, мне это все равно. Ладно, ладно, я ничего не смыслю в современном искусстве. А больше всего мне не нравится, когда последователи Марселя Дюшана гасят окурки о живот нашей маленькой музы. А у Жерома в голове заворочалась совсем другая мысль. Стеклянный лифт явно его растревожил, затронув эстетическую струну. Ах, черт побери, как было бы здорово выставить две-три его гипсовые скульптуры – кстати, почему не бронзовые? – вокруг этого сияющего фаллоса!

Вскоре я перестал ему отвечать. Я был ошарашен. Его восторженность забавляла пассажиров автобуса, которые ловили каждое его слово.

Жером возвращался домой, всерьез намереваясь показать свои творения великому Клоду С. Он отправит ему эскизы и фотографии лучших работ из своей мастерской. Он оставил наш адрес твидовой даме. Пусть смеется, корчит скептическую физиономию – посмотрим, что у нее будет за вид, когда Клод С. увидит «юношеские произведения» Жерома.

А как же Анаис? Да-да, старичок, Анаис? Мы разве не из-за нее ездили к знаменитому галерейщику? И не на том ли роскошном лифте бедняжку возили к месту ее мучений? «Мучений»? Ну ты уж загнул! Не умерла же она, в самом деле! Во всяком случае, она туда больше не вернется, она обещала.

Когда мы вышли из автобуса, я был твердо убежден, что однажды Жером отведет Анаис к подножию частного лифта мсье Клода С. Притащит, если потребуется. Или обманет и убедит снова послужить пепельницей для прекрасного господина и его дружков, если это поможет устроить выставку шедевров великого неизвестного художника. Вы только подумайте! Ему шел двадцать третий год, а он все еще был знаменит только среди двух дюжин девиц, которым нравилась его особая манера лепки.

Анаис участвовала в «оргии», ну и что? Сплетение обнаженных тел, танцовщицы и свирели, розовый мрамор и кубки из тонкого золота: в моем воображении рождались одни утешительные академичные картины. Были, конечно, те ужасные отметины на теле Анаис, но они, наверное, уже относились ко времени Геркуланума и Помпеи. В конце концов эти следы исчезнут, а у меня уже оставалось лишь смутное, неясное воспоминание о них.