Анабасис во времени - [34]

— Дунни, нам пора.

Она подняла заплаканное лицо, и непонятно, чем были вызваны слезы: скорбью по Бадр-аль-Будур или нежеланием уезжать. Ясно другое — «дворец» потерял для нее всяческое очарование, Дуньязада скорее предпочла бы остаться на ферме и покормить кур. Однако вслух она произнесла лишь:

— Как скажешь, Билл.

Настало время прощаться. У Али вновь увлажнились глаза, но на сей раз оплакивал он отнюдь не козочку.

— Дуньязада, теперь ты знаешь, где я живу. Может, как-нибудь заглянешь в гости?

— Обязательно.

Али с сомнением покосился на Биллингса, потом на тобоган и тяжело вздохнул.

— Если честно, не верится.

Улыбнувшись, Дуньязада вручила ему лампу эстетики.

— Возьми в залог моего возвращения. Только береги ее как зеницу ока и поклянись ни в коем случае не тереть!

— Клянусь. Она будет напоминать о тебе. — Али повернулся к Биллингсу. — Прощай, эмир Билл. Прощай и спасибо тебе за все. Если бы не ты, не видать мне больше родных… Прощай, Дуньязада.

Биллингс растрогался. Все-таки Али славный малый. Лучшей партии для Дунни нельзя и желать. Ребятам повезло обрести друг друга.

Но почему так горько на душе?

Поднявшись в воздух, сани продолжили свой полет, и вскоре скромная ферма скрылась из виду. Теперь ничто не мешало совершить прыжок в настоящее — тем более, они на целых три дня выбились из графика. Однако Биллингс почему-то медлил.

Впрочем, ответ очевиден.

Тобоган завис в воздухе.

— Дунни, у меня нет дворца! — выпалил Биллингс.

— Вероятно, твое жилище не отличается роскошью, но многие называют свои дома дворцами, стыдиться тут нечего, Билл.

— И я вовсе не эмир.

Дуньязада окинула его пристальным взглядом, но промолчала.

Тогда Биллингс кивнул на старика в бурнусе, который, задрав голову, смотрел на тобоган.

— Видишь этого старика? Даже он богаче меня.

Дуньязада глянула вниз.

— Видишь его дом? — не унимался Биллингс. — Хоромы по сравнению с моим!

Размерами и убогостью постройка напоминала курятник.

— Билл…

— Нет, Дунни, выслушай меня и постарайся понять, хотя то, что я собираюсь сказать, покажется тебе невероятным.

— Хорошо, постараюсь.

Тогда Биллингс выложил ей все как на духу — и про анимированных манекенов, похожих на говорящих кукол, и про путешествия во времени. С путешествиями разобрались на удивление быстро, поскольку Дунни лично была свидетелем и даже успела испытать на себе прелести двух хроноскачков. Если Дуньязаду и сразило наповал расстояние между двадцать первым и девятым веком, то виду она не подала. Биллингс поведал об одержимости современных американцев важными историческими персонами: люди готовы выложить несметное число динаров лишь бы понаблюдать за копиями эпохальных личностей, послушать их речи. Он рассказал, что это первое его задание, и Дуньязада — первая, кого он позаимствовал. Да, изначально ему велели соврать, но он поступил бы так безо всякого указа, дабы задобрить свою «подопечную». Под конец Биллингс добавил, что копия султана уже готова, декорации, точно повторяющие его сераль, отстроены — владельцам музея осталось добавить последний штрих, и выставка откроется, принеся солидную прибыль.

— Но ведь я совсем не важная персона. Какой от меня прок? — растерялась Дуньязада. — Хотя постой… поняла! Ты явился за Шехеразадой, а похитил меня!

— Это вышло случайно… Да и потом, в истории ты играешь не меньшую роль. В идеале, мы должны отправиться в будущее, чтобы с тебя сняли копию. Не переживай, это совсем не больно и много времени не займет. Потом я отвезу тебя домой и позаимствую Шехеразаду.

— Султан никогда не говорил о своем путешествии в будущее.

— Людей, незнакомых с современными реалиями, такое странствие зачастую обескураживает, и воспринимается как сон. — (Биллингс лукавил — на самом деле султан сопротивлялся как лев, пришлось даже его усыпить.) — Правда, теперь ты посвящена в нашу тайну и сможешь ощутить все наяву.

Дуньязада сидела не шелохнувшись, глядя прямо перед собой. Биллингс видел лишь ее профиль — бесстрастный и непроницаемый. Наконец дочь визиря нарушила молчание.

— Если откажусь, ты увезешь меня силой?

— Нет, Дунни. Решать только тебе, никто не станет тебя неволить.

— Но если откажусь, ты лишишься работы.

— Плевать.

— Но все же?

Голос звучал ровно, безо всяких эмоций. Биллингс не сомневался — загляни он ей в глаза, наверняка сумел бы прочесть, какие чувства она испытывает: презрение или банальную ненависть.

— Да, лишусь, — нехотя признался он.

— Тогда я еду с тобой.

— Дунни, ты не обязана… Если не хочешь, не надо.

— Вообще я не прочь развеяться. Только спрячь мои драгоценности к себе, на случай, если чародеи попытаются их украсть.

Она пригоршнями доставала самоцветы, а Биллингс складывал их в карманы — к счастью, их содержимое утрамбовалось, и места хватало.

— Разделим на обратном пути, — пообещал он.

Дуньязада молча вскинула глаза цвета лесных фиалок. Но сколько Биллингс ни всматривался, так и не сумел прочесть таящиеся в них мысли. Наконец из его груди вырвался тяжелый вздох.

— Пристегнись — мы взлетаем.

Едва тобоган материализовался в Хронозале, как двое музейных работников подхватили Дуньязаду и увели к Большому Пигмалиону. Больше Биллингс ее не видел: четверть часа спустя Куратор вызвал его к себе и дал расчет. На вопрос почему, Куратор ответил, что Биллингс умудрился потратить три дня на элементарное задание и вдобавок приволок не ту девчонку. Биллингс пробовал возразить: мол, в контексте истории Дунни тоже играет важную роль, кроме того, до открытия выставки еще полгода, какие-то три дня погоды не сделают — но с тем же успехом он мог спорить со стенкой. Вспылив, он решил прорваться к Пигмалиону, но подоспевшие охранники скрутили его и вышвырнули на улицу, следом полетела верхняя одежда. Не-гнущимися пальцами Биллингс подобрал ее и как сомнамбула двинулся в сторону парковки; в карманах мерно позвякивали драгоценности — не только свои, но и чужие. Теперь, в придачу к лгуну, Дуньязада сочтет его еще и вором, и будет презирать до скончания дней. Биллингс с тоской уселся в свою развалюху и покатил к дому. А чтобы не тосковать и не нищенствовать одновременно, он поставил на лужайке огромную табличку с единственным словом «АНТИКВАРИАТ» (вдаваться в подробности он не рискнул) и стал ждать, когда народная молва проторит дорожку к его крыльцу. И молва не заставила себя долго ждать.