Ана Ананас и её криминальное прошлое - [11]

Узнав о том, что тут в ходу приём бутылок, папа сразу сказал «Боже, как это прекрасно». И решил посвятить этому занятию большую часть рабочего дня. Это тоже стало частью его профессии. Бутылки смотрелись красиво. Они были маленькие и пузатые. На этикетке был изображён якорь. Он, вроде как торчал из нарисованной попы. Но под попой была надпись «Астра». И я всё время ломала голову, при чём тут цветок.

Вечером папа делал из бутылок «Астры» пепельницы и свечки для антуража кафе. По утрам их мыли, отскабливали засохший воск и отдирали приклеившиеся снизу чинарики.

Всякая ерунда из четырёх чемоданов тоже пошла на украшения. Советская ёлочная мишура, например. Некоторые Бармалеи специально приходили сюда подёргать повешенных за бороду дедов морозов.

Когда папе ещё писала письма мама, он постоянно раздумывал, как ей ответить, чем же он теперь занимается.

Сейчас она перестала писать.

Жаль!

Теперь на вопрос мамы, кто он теперь, папа он мог ответить с гордостью — владелец кафе «Кавабунга», Гренадирштрассе дом шесть!

И это была действительно правда.

13

Надо вам сказать, что кафе на Репербане называют не кафе, а «водка-барами».

Собственно, это и есть настоящий бар с водкой. Что, впрочем, не означает, что только водку там продают. Просто «водка» и «бар» было стандартным понятием для всех заведений на Репербане. Всё равно, что какие-нибудь «соки-воды» на родине.

Днём в водка-барах полным-полно детей. Для них был предназначен пузырчатый чай, весело закипавший в маленьких вазочках. Торговать пузырчатым чаем страшно невыгодно по сравнению с водкой. Но папа, скрипя зубами, продолжал покупать невероятные приборы для кипячения пузырей, потому что был детолюбом.

Ещё папа был благодарен судьбе, что может вот так запросто хозяйничать в собственном заведении. Поэтому был готов продавать непопулярный пузырчатый чай себе в убыток. Впрочем, вечерами случалось и так, что завзятые Бармалеи стояли на улице с тем же пузырчатым чаем. Это считалось нормальным, но не особенно популярным занятием.

Гораздо большей популярностью пользовались на Репербане «маленькие проказники». Иногда их ещё «хлопальщиками» называли. «Проказник» или «хлопальщик» — милипусечная бутылочка с весёлой рожицей и надписью «хлоп». Внутри бутылочки налита водка с запахом зубной пасты. Её примерно столько, сколько уксуса вы отлили бы себе в винегрет — совсем мелочь, но всё-таки Бармалеям было приятно.

Разновидностей «хлопальщиков» и «проказников» было не перечесть. Можно было найти и с ягодным вкусом и с жвачечным и даже со вкусом какого-то блевантоса. И конечно баров с «проказниками» на нашей улице было ещё больше — около ста. Все хозяева баров друг с дружкой дружили, не говоря уж о посетителях.

Таким вот нехитрым образом, вписавшись в пейзаж Репербана, папа одновременно обзавёлся и новыми друзьями. Когда папу спрашивали, с какого момента он здесь живёт, он искренне пожимал плечами и загадочно бормотал: — «Кажется, что я жил здесь всегда. Не помню, что было до этого». Друзья уверенно хлопали «хлопальщиками» в подтверждение.

Отпетых Бармалеев в друзьях у папы теперь было штук сто, и это едва ли меньше чем конкурирующих баров. Если про всех буду рассказать, то история запутается окончательно. Перечислю лишь основных Бармалеев — самых закоренелых.

Наибольшим почётом на Репербане пользовался сын херра Павловского. Он занимался жонглированием на автостраде, шнырял между машин на оживлённом перекрёстке под двумя уходящими в небо башнями. Звали его Траурный Эммерих. Траурный — это по-немецки грустный, хотя не припомню, чтобы Эммерих при мне таковым был. Не был он и на Бармалея внешне похож. Только подойдя и заглянув в глаза, можно было провалиться в них как в колодец и добыть на дне этот опознавательный знак — Бармалей реппербанский отъявленный!

Раньше Эммерих служил профессиональным жонглёром из цирка «Ронкалли». Он любил показывать, как жонглируют в цирке по настоящему, а не только на автостраде. А уж жонглировать по настоящему он умел всем, что можно поднять в воздух хоть на долю секунды — хоть апельсинами, хоть обойными гвоздиками, в общем, дофига чем! Например, визитными карточками. Например, на ветру, когда ветер вырывает из рук карточки и уносит. Выглядело это очень красиво.

За разговором Эммерих мог оборвать тебе пуговицы на пальто. А потом, пожонглировав пуговицами с полчаса, пришить всё обратно. Листьями осенними жонглировать он умел, жонглировал часами на пару с деревом! Ну а коронным номером Эммериха было жонглирование кошкой и тойтерьером Тобольской Дульсинеи одновременно!

Почему-то для заработка на автостраде, Эммерих выбрал наименее зрелищный из всех своих трюков. Он жонглировал тремя невзрачными, обтянутыми изолентой палками. Жонлировал быстро, уверенно. Но те, кому довелось увидеть как Эммерих обойными гвоздиками жонглирует, а потом начинает вдруг с кемто теми же гвоздиками фехтовать, всегда спрашивали почему он жонглирует на публике двумя скучными палками. Эммерих объяснял это просто. С тремя палками у него оставалось больше времени на то, чтобы обойти все машины с полиэтиленовым мешком и собрать в него побольше денег. А аплодисменты непрофессионалов его не интересовали.