Ана Ананас и её криминальное прошлое - [13]

Шрифт
Интервал

Жизнь «за пределами Репербана» проходила в глубине кварталов, в аккуратных домах с табличками «не бросать рекламный мусор». Если дом не сильно уходил во дворы, и фасадом всё-таки косил в сторону Репербана, взрослые зашторивали жалюзи и отгораживались от неоновой рекламы. Вечерами обитателей таких домов увидеть было нельзя даже в окошко. Очень жаль. Ареал их обитания нас очень интересовал.

Нельзя сказать, что я часто ломала себе голову над вопросом, что это за дети такие — за пределами Репербана, нечего мне было искать в их компании. Ловить рыбу я не умела. Собирать дурацкие шибздики от медового и имбирного печенья у меня не хватало терпения (честно говоря, предназначенное для коллекционирования печенье попросту терпеть не могла). В бутылочках от «маленьких хлопальщиков» я ни черта не понимала. «Хлопальщики» были для меня на одно лицо. Их собиратели, составившие некогда самый модный клуб «за пределами Репербана» тоже были какие-то одинаковые. Просто не дети, а бутылки от «хлопальщиков».

Единственный человек, с которым я общалась постоянно — Рената Колицер. Впрочем, она мне никакая не подруга была и подружились мы совершенно случайно.

Живя «за пределами», Рената Колицер никогда не гуляла по Репербану одна. Лишь однажды она сунулась на ночной Репербан по веской причине. Дескать, в полнолуние её всегда тянуло на свет. В ту ночь было как раз полнолуние, которое, впрочем, не задалось, и луна светила недостаточно ярко. В результате Рената попёрлась на не тот свет. Свет исходил от красных фонарей Репербана. Далеко не все заведения у нас круглосуточные, как многие считают, но всё же некоторые из круглосуточных можно найти, если идти на свет от красных фонариков.

Папе тоже не спалось в эту ночь. Он отправился на поиски окурков. Дело в том, что когда ему не спалось, то всегда страшно хотелось курить. Курить папа как раз бросал, но всё же, иногда, в полнолуние выбегал за окурками.

Место, где они встретились с Ренатой, было довольно окурочное. Орудуя под красным фонарём, где полным-полно света, папа рассчитывал на солидный улов и приготовил под свои окурки молочную кружку. Но вместо окурков он обнаружил воющую на фонарь девочку.

К этому моменту, папа мой наконец выучил, где на Репербане нельзя появляться маленьким детям. От ужаса он сделал глоток из кружки, в которую окурки собирал. И, поскольку долго не мог отплеваться, перепоручил Ренату мне, вызвонив из дома в три часа ночи. Я не стала отказываться. Всего-то и нужно было перевести Ренату через дорогу и сдать в полицейский участок.

Конечно, столкнувшись с тем, что имею дело с ребёнком «за пределами Репербана», я постаралась сделать всё так, чтобы комар носу не подточил. Пока мы сидели на ступеньках «Вахты Давида», Дульсинея Тобольская вынесла нам чаёк и крендели. А напарник Дульсинеи телефонным звонком вытащил из кровати Ренатиного отца.

— Какой ты благоразумный человек, Ана. Приходи к нам чаще, — сказал отец Ренаты, подтягивая пижаму и, помолчав, добавил шёпотом: — Это пойдёт нашей жеманной дуре на пользу.

Я сдержала своё слово и стала приходить чаще.

Надо сказать, наше общение действительно пошло Ренате на пользу. Если бы я с этой сумасшедшей Ренатой не познакомилась, то она наверняка рехнулась бы в одиночестве. Превратилась бы в маленького злобного лепрекона, чахнущего над сокровищами в темноте.

О сокровищах Ренаты Колицер следовало бы завести отдельный разговор. Желательно с психиатром.

Была у неё острая форма помешательства на всём маленьком. То, над чем она чахла годами, было не так-то просто разглядеть с первого раза. Сперва её сознание поработили милипусечные куклы. Потом на смену пришли маленькие игрушечные пирожки в маленьких игрушечных печках. Потом маленькие бутылочки из-под «хлопальщиков». В потом всё что угодно, лишь бы оно было маленьким. Это маленькое она держала в маленьких коробочках. Некоторые коробки были побольше, некоторые поменьше, но больше спичечного коробка не было ни одной.

Бутылочки от «хлопальщиков» Рената одевала, шила им комбинации из резиночек для волос. Потом рассаживала их в порядке и разыгрывала сцены, которым позавидовали бы Барби, Кен и Человек-муравей, если только бы их познакомили вместе.

Родители Ренаты могли позволить купить ей детский электромобиль, но Рената предпочитала играть в бутылочки. В конце концов, она по уши увязла в новой штуке — общественном Интернете. Там-то она и выискивала новые виды бутылочек, уменьшающихся в сторону полной милипусечности и увеличивающихся в цене. За одних лишь «хлопальщиков» сороковых годов можно было купить четыре детских электромобиля. Детский электромобиль, между тем, у неё тоже был. Он стоял в прихожей, заменял тумбу для зонтиков.

Родители Ренаты Колицер были врачами. Они работали по очереди на огневых рубежах и могли позволить не только детский электромобиль, но, скажем так, ещё и небольшой танк или скорую помощь. Раньше они работали с гуманитарной помощью в России. Оттого, всякий раз, когда я приходила в гости, они забрасывали меня шоколадом и клюквой в холодном сахаре. Это были остатки гуманитарной помощи. Запасы помощи казались бесконечными. К клюкве Рената была равнодушной, а шоколад ей было нельзя.


Еще от автора Фил Волокитин
Телониус Белк

«История музыкально одаренного подростка, оставленного в одиночестве в приграничном районе Южной Карелии. Это должно помочь пережить эмоциональное выгорание. Скоро появляется зверь, умеющий играть несогнутыми пальцами на пианино. Вслед приходят Том из Финляндии и Лайне по кличке Шуба. С каждым днём находиться в их обществе всё страшней и страшней. Предстоит сделать выбор и оказаться там, где поезда разбиваются о собор с готическим шпилем». Фонд Герберта Майера (Ejiawanoko) Бакконьер, Нойшатель.


Рекомендуем почитать
На пределе

Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…