Амурский плацдарм Ерофея Хабарова - [86]

– Надо нам казацкого старшину порешить! – предложили Степану самые горячие головы. – А первым – атамана войска донского Корнилу Яковлева! Это он, иуда, станичников подбивает, чтобы нам палки в колёса вставляли!

– Нет, не позволю! – покачал головой Разин, нахмурив брови. – Крёстный он мне, да и не хочу я кровью своих руки марать!

Как вскоре оказалось, это было большой ошибкой, поскольку Яковлев вовсе не собирался церемониться со своим крестником.

– На корню нужно выводить воровское семя! – объявил он в тесном кругу своих приближённых. – Нападём на Кагальник да в плен возьмём Стёпку непутёвого и брата его Фрола! Как в Москву обоих в кандалах привезём, так немедля будет нам большая царская милость и благоволение!

Дождавшись подходящего момента, станичники атаковали разинский лагерь и сумели захватить живьём некогда грозного атамана.

– Вы что же в глаза мне не смотрите! – кричал он, когда ему крутили руки. – Али стыдно, что под чужую дудку прыгаете! Братцы, не можно так со своими!

Фрола в тот момент в Кагальнике не оказалось, но понятливые казачки поймали его в Черкасске.

– Ужо вам покажут в столице! – грозил им напоследок кулаком Яковлев, донельзя довольный собой. – Погуляли вдосталь, пора бы и полный расчёт давать царю-батюшке!

– Дурак ты, крёстный! – плюнул в его сторону Степан. – Тебе же первому опосля хвост прижмут! Таперича прощайтесь со своими вольностями, дале будете боярам да воеводам зады лизать!

Под усиленной охраной обоих братьев повезли сначала в Курск, а оттуда через Серпухов в столицу.

«И чтоб сторожа была самая крепкая, – написали войсковому атаману из Приказа тайных дел, – чтоб заводчиков всякого зла до Москвы непременно довесть вцеле!»

Мучения недавних мятежников начались ещё на подъезде к Москве. Там их ждала заранее приготовленная специальная телега с возведённой на ней виселицей.

Степана Разина как главного возмутителя спокойствия приковали железной цепью к её верхней перекладине за шею; надев ему на руки и ноги кандалы, их присоединили к столбам орудия казни. Фрол, как бродячий пёс, поникнув головой, брёл на цепи вслед за братовой повозкой.

– Ты что это, Фролушка? – вдруг участливо спросил у него донской атаман. – Никак приуныл, что ли? Поглянь, все улицы народа полны, словно не простых казаков везут, а сам царь-батюшка перед людьми решил показаться!

Всё кругом и впрямь было заполнено бурлящей толпой, каждый из которой жаждал собственными глазами увидеть страшного бунтовщика.

Деревья были облеплены галдящей детворой, заранее занявшей лучшие места среди ветвей. Некоторые из гулящих людей стали бросать в Степана камни; один из них рассёк ему кожу над левой бровью.

– Спасибо, люди добрые! – лишь улыбнулся Разин-старший. – За вас муку страшную вскоре принимать буду!

Бросившего тут же застыдили и охаяли товарищи, и он поспешил затеряться среди иных праздных зевак.

– Куда нас сейчас? – успел спросить Фрол, когда пленников повели по осклизлым ступеням в пугающую темноту. – Успеем ли ещё пожить на белом свете?

– Успеем, братушка! – подмигнул ему атаман. – Пытать нас сейчас будут, чтобы все тайны разузнать!

Четыре дня терзали донцов умелые палачи, но ни слова не сказал им Степан Разин.

– Царя хочу увидеть! – лишь шептал он пересохшими губами. – Лишь ему, батюшке, всё как на духу расскажу… Есть у меня что ему сказать, так и передайте…

В промежутке перед пытками, когда атаман уже перестал вести счёт дням, дверь его застенка неожиданно распахнулась. С трудом приподнявшись на локтях, он увидел перед собой в свете факела Алексея Михайловича. Тот был один, без конвоя и сопровождения, лицом светел и спокоен.

– Ты ли это, государь? – с трудом выдохнул Разин, не веря глазам. – Али брежу я после пыток злых?

– Не бредишь ты! – ответил ему нежданный гость, прикрывая дверь. – Говори, аспид, что сказать мне хотел!

Неожиданно из глаз атамана скатились две слезы, прочертив светлые полоски на его чёрном от грязи лице.

– Видит бог, я не хотел тебе зла, царь-батюшка! На смуту пошёл, потому что не перенёс известий о казни змием Долгоруким брата моего! Но не об этом я сказать хотел!

С трудом приподнявшись, он опёрся иссечённой плетью спиной о стену и вдруг поманил своего собеседника пальцем с вырванным с мясом ногтем. Наклонившись, тот с отвращением ощутил запах давно не мытого тела, покрытого коркой из запёкшейся крови и испражнений.

– Народ до крайности дошёл! – выдохнул Степан, шепелявя из-за выбитых зубов. – Не за него я бунт поднял, но ждали люди меня, как избавителя! Врата городов предо мною чёрный люд открывал, словно нёс я им манну небесную!

– А пошто так? – спросил Алексей Михайлович. – Пошто мужики шли за тобой в бой кровавый, аки за царём холопским? Пошто мне, помазаннику Божьему, изменяли?

Закашлявшись от напряжения, атаман сплюнул на пол сгусток полузасохшей крови.

– На земле своей мужики – как изгои! – ответил он. – Воеводы и бояре грабят державу, в казну отдавая лишь самую малую толику! Понастроили себе хором да дворцов, словно все они Рюриковичи! Им всё ништо, лишь бы своя мошна была набита серебром да златом! На европейский лад жить хотят, со свиным-то рылом!