Амурские версты - [62]

…В Усть-Зейской станице Бестужев прожил несколько дней, поджидая растянувшиеся на добрую сотню верст отряды своего каравана, но, так и не дождавшись самых последних, отправился в дальнейший путь.

— Ну вот, — сказал ему на прощание Шишмарев, с которым Михаил Александрович, несмотря на разницу в возрасте, успел подружиться, — впереди у вас Айгунь, потом будут три наших новых станицы, а дальше, от Хингана до самого Мариинска, кричи не кричи — голоса человеческого не услышишь. Правда, мы ждем пароход «Амур» с американскими товарами. Его вы должны встретить. Значит, собираетесь в Америку?

— Собираюсь.

— Ну, счастливого плавания!

— Да, — вспомнил Михаил Александрович, — успел ли к отъезду Венюкова унтер-офицер Жилейщиков, топограф?

— О, с этим топографом было немало неприятностей. Узнав о его позднем прибытии, Николай Николаевич вспылил, а тут еще Моллер заверил, будто транспорт для топографа имелся, да он сам не пожелал на нем плыть. Николай Николаевич приказал Венюкову разжаловать Жилейщикова из унтер-офицеров и высечь. Михаил Иванович влетел в мою палатку бледный и заявил, что приказание не исполнит, хотя бы это стоило ему потери академических аксельбантов и изгнания из Восточной Сибири. Он и правда до отъезда на Бурею прятал своего топографа, приказав ему ходить в шинели без погонных галунов и не показываться на посту. По-моему, сейчас Николай Николаевич забыл об этом случае и о топографе…

Ну, еще раз счастливого плавания!

12

Бревнышко по бревнышку поднимались срубы новых домов будущей станицы Кумарской.

— Может, зазимуем здесь, а? — говорили солдаты. — Добрые хаты получаются!

— Давай, ребятушки, пошевеливайся! — подбадривал плотников унтер-офицер Ряба-Кобыла.

Прошла неделя, как уехал капитан Дьяченко вверх по реке смотреть, как идут дела в четвертой роте, и строительством в Кумаре командовал Ряба-Кобыла. В отличие от других унтеров, которых знавали линейцы, был он добродушен, на вид будто все время сонный и не драчлив. Может, поэтому и слушались его охотно.

— Давай, ребятушки, давай! — покрикивал он и сам подставлял плечо под бревно, помогал тащить его к срубу.

А если кто говорил: «Да мы и так не сидим, стараемся…» — унтер досадливо морщился, словно стягивал тесный сапог, и рассказывал всегда одну и ту же прибаутку:

— Жучка, значит, Трезора в гости звала: «Приходи, Трезор!» А Трезор ей: «Не могу, кума, недосуг». — «А что так, Трезор?» — «Да, — говорит, — завтра хозяин за сеном едет, так надо впереди бежать да лаять».

Солдаты уже не раз слышали эту прибаутку, но все равно весело похохатывали.

Кузьма Сидоров работал на срубе, ладили последний венец. До вечера, пожалуй, этот сруб будет готов. Оставалось подогнать два бревна и уложить балки, а там можно крыть потолок. Сидел Кузьма на стене верхом, как на лошади, и вырубал выемку для плахи, а сам изредка поглядывал в кустарник, ждал, когда оттуда засвистит по-птичьи Михайло Лапоть. С тех пор как уехал командир, Кузьма прятал в этом кустарнике еду для беглого солдата. Лапоть прокрадывался туда, забирал котелок и оставлял пойманную за ночь рыбу. А чтобы Кузьма знал, что он был в кустарнике и у него все в порядке, подавал сигнал.

Иногда Кузьме удавалось оставить работу и, якобы по нужде, сбегать в чащу, проведать Лаптя. Михайлу тянуло к людям, а показаться он не мог, и, как дитя малое, радовался приходу Сидорова.

— Объявиться мне, что ли? — уже не раз говорил он. — Что я, как волк, в лесу прячусь.

— Ой, дурень! — возражал Кузьма. — Батогов захотел?

— Да стерплю…

— Во Леший, а! — ворчал Кузьма. — И чего ему не живется. Рыбку удит, спит сколь хочет, как тот барин.

— Да я робить хочу… — признавался Лапоть, — и спать в лесу одному-то знаешь как!

— Что тебе в штрафном батальоне бабу под бок положат? Лапоть ты и есть лапоть.

За рыбой, пойманной Лаптем, Кузьма приходил ночью. Тащил ее сначала к реке, а оттуда нес на кухню и объяснял, что проверил снасти и вишь сколько попало. Линейцы радовались: хороший приварок!

Но сегодня условного посвиста из кустов не раздавалось, видно, Лапоть где-то бродил.

На соседний сруб поднимали бревно. Ряба-Кобыла помог подать комель его на стену и полез по приставленным чурбакам, чтобы помочь затянуть его наверх. Нижний конец бревна поддерживали на весу два солдата. Унтер уже уцепился руками за верх сруба, но тут чурбаки под его ногами расползлись, унтер-офицер покатился вниз, схватился руками за бревно, и оно поехало по стене. Один из солдат, бросив нижний конец, подбежал к унтеру, чтобы задержать падение бревна, но не успел и, сбитый ногами унтера, оказался вместе с ним под бревном.

Солдаты на срубе бестолково суетились. Тот, что один держал теперь нижний конец бревна, кричал:

Ой, помогите! Ой, не удержу!

От дома, где работал Кузьма, на помощь кинулись плотники, но их опередил выскочивший из кустарника Михайло Лапоть. Он в несколько прыжков оказался возле щуплого солдата, из последних сил державшего тяжелое бревно. К счастью, конец бревна, скользивший по стене, у самой земли уперся в чурбак. Ряба-Кобыла упал на спину и кряхтел, подпирая бревно снизу руками. Второй солдат оказался под ним и во весь голос орал.