Ампутация души - [6]

— А, ну тогда, Юль, трусы ему принеси, что ли. Чего же ему, голым скакать? — успокоилась Анна Петровна.

Спустя полчаса Деснин и хозяйки уже сидели за накрытым столом и отмечали встречу.

— Ну слава богу, — проговорила Юлька, когда Деснин ловко опрокинул первую стопку. — А я-то уж думала, что ты и вовсе порченый стал — и не пьешь даже.

— Раз в семь лет можно, — усмехнулся Деснин в ответ. — Может у меня, как ты говоришь, и крыша в пути — но не до такой же степени. Чего я тебе — монах что ли? И вообще, к тем, кто совсем не пьет, следует относиться с подозрительностью. Вот Аббат, помню, совсем не пил… К чему это я его помянул? А, ладно. Ну а я теперь выпиваю, но не нажираюсь. А так, пару капель, не грех иногда и выпить для того же аппетита. Хм, складно получилось.

Выпив и наевшись до отвала домашней пищи, Деснин слегка разомлел. Юлька включила телевизор. Как раз передавали новости. Чем дольше Анна Петровна смотрела, тем больше раздражалась, наконец не выдержала:

— Юля, выключи ты это средство массовой дезинформации — все врут.

— Зато как врут! — проговорила Юлька с чувством восхищения, присущим заядлому театралу.

— Да, — согласилась Анна Петровна, — раньше врали застенчивее. А ты, Николай, хоть в курсе, что у нас творится? А то пока ты, так сказать, отсутствовал, здесь многое переменилось.

— Ну, когда рассказывали, или по ящику смотрел — не верил многому, думал — врут.

— Ну по ящику-то точно врут. Все еще хуже. Идет целенаправленно оболванивание народа. Эти сволочи…

— Мам, ну не надо нам твоей политинформации, — оборвала Анну Петровну Юлька. — Не до этого.

— Это вам сейчас не до этого, а потом поздно будет: всю страну на корню продадут. Но ничего, вот мы им на выборах покажем! Ладно, отдыхайте, — с этими словами Анна Петровна ушла в свою комнату.

— А ведь я тебя ждала, — то ли гордясь этим, то ли оправдываясь, произнесла Юлька когда они, наконец, остались наедине.

— Ждала-ждала, да не дождалась, что ль? — усмехнулся Деснин. — Да ладно — бывает. Всё-таки семь лет… И сколько раз не дождалась?

— Да так, сколько-то, — неохотно произнесла Юлька куда-то в сторону. — Да какие тут мужики — пьянь одна, ничего не могут.

Деснин подсел к ней поближе и, сделав загадочное лицо, почти на самое ухо прошептал:

— Между прочим, уж я-то тебе точно не изменял. И знаешь почему?

— Почему? — тоже прошептала Юлька, готовясь услышать нечто романтичное.

— Да потому что на зоне баб нету! — загоготал Деснин.

— Гад, ты, Деснин, — обиделась Юлька, отталкивая того от себя.

— Да ладно тебе, Юль. Ты чего — шуток не понимаешь? — проворковал Деснин, насильно привлекая подругу к себе.

— Это ж прелюбодеяние, грех, по-твоему, — вяло сопротивлялась Юлька.

— Не, это только аванец. А потом, может, я на тебе женюсь.

— На мне? — совсем растерялась Юлька.

— А почему бы и нет. Новую жизнь надо с чего-то начинать.

— Ну ты даешь. И цветы, и замуж, и…

Больше Юлька не сопротивлялась вовсе.

На рассвете, едва открыв глаза, Деснин, словно ужаленный, вскочил с постели. Ему потребовалась целая минута, чтобы понять, что всё это действительно не сон. Семь лет не лежать на нормальной кровати, семь лет не спать с бабой, семь лет ни есть, ни пить по-человечески. И вот оно теперь — всё есть. И запах, запах женского тела вперемежку с духами. «А много ли человеку надо? «- подумал он, вновь залезая в тёплую постель к Юльке.

Первый сон на воле четко врезался в память. Он еще просто мальчик Коля. Старшие пацаны решили проучить его за какой-то проступок, а заодно заставить зареветь, ведь за все время пребывания в детдоме он не проронил ни единой слезы. Поймали его собачонку, привязали к столбу и нещадно били ногами, тыкали палками. Сначала Белка старалась увернуться, визжала и дергалась от каждого удара. Но потом, обессилев, легла на землю, вытянув морду вперед. Она смотрела на Деснина и умоляла взглядом: «Спаси!». Из глаз ее катились слезы. «Ну реви же, реви! — кричал Дюсик, заводила компашки, размазывая собственные слезы по щекам, ему самому было жалко собаку. — Реви!!!» Но Деснин лишь в очередной раз попытался вырваться из цепких рук пацанов. Не просил, не умолял и не ревел, хоть и было ему неимоверно жалко Белку…

На этом месте Деснин проснулся. Что-то холодное скользнуло подмышку. Он протянул руку — это был крестик.

*****

— Ты куда это в такую рань намылился? — удивилась Юлька, когда открыла глаза и увидела, что Деснин одевается.

— Надо мне, Юль, — как-то неуверенно отозвался тот.

— Опохмелиться что ль? — догадалась Юлька. — Так я ж вчера заныкала грамм двести. Вон там, за холодильником.

— Да не хочу я опохмеляться, — отмахнулся Деснин. — Съездить мне надо. Буквально на денёк.

— Куда?! В Москву? Опять к этим своим корешам, уркам недобитым?

— Да нет. Сказал же — завязал я. Значит: завязал. И смирился.

— Ага, — пробормотала Юлька под нос, — Ничего себе смирение — не успел на волю выйти — уже глаз подбитый… А-а, — Юлька повысила тон, — ты к своему попу, да? Чёрт бы его побрал! Ты ж ведь из-за него сел, сам сел. И чего он тебе только наговорил? Чем мозги до такой степени запудрил?! Чем…

— Юля! — в глазах Деснина мелькнула злость.