Amore & Amaretti - [28]

Однажды Игнацио преподносит мне сюрприз и приглашает составить компанию в путешествии в Монтальчино, городок, знаменитый своим вином сорта брунелло. Машина петляет между виноградниками, и наконец мы оказываемся на вершине холма. Долины, раскинувшиеся перед нами, купаются в золотистом свете. Мы садимся за маленький столик и пьем вино цвета прозрачных вишен, разговариваем на безобидные общие темы, а потом взбираемся наверх по крутым улицам-лестницам, где нас ждут еще более потрясающие виды, другой бар и очередная дегустация брунелло из огромных бокалов.

В другой день я еду в Иль-Ферроне на терракотовую фабрику, о которой много слышала; в мой следующий выходной приезжает Пьеро, мой бывший начальник из «Всякой всячины», и ведет меня в ресторан. Я обхватываю его руками за талию, и мы едем на мотоцикле в Монтефьоралле, город-крепость за средневековыми стенами такой необыкновенной красоты, что я на минутку даже представляю, что когда-нибудь поселюсь здесь. Мощеные улицы, низкие дверные проемы и крошечные окна явно из другого века, лишь рекламные постеры на стенах напоминают о настоящем. Пробежав глазами скромное меню, заказываем хрустящую феттунту (кусочки хлеба, натертые чесноком, сбрызнутые оливковым маслом и поджаренные на гриле), спагетти с острым соусом из дикого кабана и сочную курицу на гриле с цукини. Но даже в застрявших во времени крошечных деревушках всегда найдется по меньшей мере один роскошный бутик, торгующий шикарными нарядами, аккуратно разложенными на полках: стильными льняными брюками, тончайшими шерстяными свитерами и невесомыми шелковыми блузками, которые мне страшно трогать неуклюжими толстыми пальцами.

Известный австралийский гастрономический журнал заказывает мне для рождественского выпуска статью про панеттоне[12]. Несколько вторников подряд я провожу в своем любимом книжном во Флоренции, «Либрерия Эдисон» на пьяцца делла Репубблика, в отделе гастрономии, где я читаю все, что только можно, о рождественском кексе с цукатами. Статью необходимо представить к концу июля и приложить к ней несложный рецепт.

Меня это весьма беспокоит, потому что я ни разу не встречала ни одного повара, которому удалось бы испечь этот кекс, требующий, как известно, огромного труда и крайне сложный в приготовлении. Статью я написала, и мы с Джанфранко принимаемся за выпечку. Мы быстро понимаем, что никому в здравом уме никогда не пришло бы в голову делать панеттоне в середине лета, так как на одно вымешивание теста требуется двадцать минут. Мы вымешиваем по очереди, обливаясь потом и мрачно надрываясь в самую жару. Весь процесс приготовления занимает от девяти до двенадцати часов, хотя большая часть этого времени уходит на поднятие опары и теста. Незадолго до полуночи достаю панеттоне из духовки и вижу, что потерпела сокрушительную неудачу: кекс почти не поднялся внутри формы с высокими стенками, которую я купила специально для него, и, кроме того, немного подгорел! Мое разочарование сравнимо лишь с чувством растущей паники.

На следующий день пробуем снова, взяв немного другой рецепт из журнала. На этот раз я так твердо нацелена на успех, что не обращаю внимания на неудобства. Перед глазами так и стоит золотистый пышный кекс, и аромат ванили, наполняющий кухню в конце дня, знаменует мою победу. Через несколько дней отсылаю статью, с гордостью приложив к ней несколько фотографий, но почему-то не могу заставить себя даже попробовать панеттоне, который перестала воспринимать как еду.

В свои выходные я не хожу в музеи и галереи, а прогуливаюсь по магазинам. Шесть дней я заперта в Спедалуццо, где у меня нет ни времени, ни нужды тратить кровно заработанные лиры, и в результате каждый вторник совершаю налет на флорентийские магазины, испытывая почти физическое желание скорее все спустить. Быстро купив все необходимое из списка вроде ватных шариков и талька в больших супермаркетах «Упим» и «Станда», брожу по улицам, ныряя в узкие переулки и перебегая мосты, и заглядываю то в пыльные полузаброшенные лавчонки, то в дорогие модные бутики.

Мой фотоаппарат везде со мной; я ношу его через плечо, как сумочку. Я фотографирую витрины булочных и сырных лавок, немецких туристов, поедающих джелато, стариков, разговаривающих у бара, внутренние дворики домов через кованые решетки с замысловатым узором, бледные манекены в витринах дизайнерских бутиков и цыганку, сидящую по-турецки у двери здания, построенного Брунеллески[13], склонив голову над белым ягненком в послеполуденной тени собора. В садах Боболи удается запечатлеть необыкновенное мгновение, словно с полотна художника: мальчик купается в ванне, пытаясь укрыться от жары. Это высокий и стройный юноша, забравшийся в этрусскую ванну на холмике из камней в прохладном уголке; его голова запрокинута и лежит на серо-зеленом камне.

В элегатном крошечном бутике на виа де Торнабуони я вижу пальто своей мечты. Черное, до щиколоток, из чистой шерсти, мягкое, как мох, с подкладкой из атласа, двубортное. С небольшими подплечниками и обозначенной талией — в нем я мгновенно преображаюсь и становлюсь похожей на миниатюрную пепельноволосую Анну Каренину. Оно стоит мою месячную зарплату; я заставляю себя обдумать покупку за бокалом пива в кафе. Пиво всегда было частью моего ритуала, и я не обращаю внимания на надменных официантов, приносящих крошечные тарелочки с соленым печеньем на закуску, зато чернозубая женщина у туалетов всегда здоровается со мной приветливо. Из коричневого бумажного пакета достаю открытки с видами тосканских холмов и следующие сорок минут подписываю их на обороте. Потом возвращаюсь в бутик, внезапно испугавшись, что мое пальто уже кто-то успел купить, и, обнаруживая его на месте, немедленно откладываю для себя. Кто бы сомневался.