Амирспасалар. Книга II - [26]

Владыка рассердился:

— Что же ты мне все дакаешь, тер-Аристакес, дела не говоришь? Как дознание вести собираешься?

Настоятель собора оживился. На узком, лисьем лице появилась кривая усмешка:

— Не в мере наказания сейчас дело, святейший! А в сообщниках проклятого тондракита. Преступника сего необходимо той птице прирученной уподобить, из-за которой попадаются в сети и другие птицы. Себя спасти она не может, но, подавая голос, губит своих подруг.

— Гм! Не совсем так, тер-Аристакес, но похоже. Посмотрим, однако, как твоя птица подаст голос в клетке, — недоверчиво молвил Барсег.

В тесной комнате, с решетками на окнах, находились двое: за столом в черной рясе сидел иерей, а в углу в цепях — пожилой, коренастый человек с полуседой бородой. Священник поднял голову и вперился в узника колючими глазками. Негромко заговорил.

— Долго же ты летал по свету, черный ворон, сея заразу, хулил Господа Бога! Но теперь ты в наших руках… Недаром проклятое имя Кюреха, ученика трижды анафемствованного Смбата-тондракита, носишь! Недаром! Да знаешь ли, сподвижник сатаны, какова есть воля Господня о поносящих имя его святое! — сверкал очами священник. На память загнусил: — «И сказал Господь Моисею: «Выведи злословившего вон из стана, и все слышавшие пусть положат руки свои на голову его, и все общество побьет его камнями». Вот какова участь твоя по закону каноническому!

— Хорошо, пусть побьют меня камнями «слышавшие», если они есть! — хладнокровно ответил Кюрех.

— Кого ты хочешь обмануть, проклятый? Святую церковь? Да знаешь ли ты, что от самой Кафы, где ты подвизался после Русии, мы наблюдали за каждым шагом твоим, все знаем о деяниях твоих мерзких?! — завопил взбешенный Аристакес.

— Коли знаете, зачем спрашиваете! — пожал плечами еретик.

Тер-Аристакес опомнился: «Крепок орех, сразу не разгрызешь! Ну да посмотрим!» Заговорил мягче:

— Спасти тебя, неразумный, хочу! Подумай о спасении вечном. И об облегчении участи ужасной на земле. Покайся чистосердечно, вспомни имена твоих единомышленников, и тотчас освободим тебя, по-прежнему работать сможешь!..

— Нет у меня никаких единомышленников и не было! — твердо сказал Кюрех, смотря прямо в глаза иерея.

— Иди и поразмысли, Кюрех! Покайся, увещеваю! Иначе придется тебе иметь дело с палачом, — пригрозил Аристакес.

Сильно стала уменьшаться работа у анийского палача. После освобождения в городе стал применяться «Судебник» преподобного отца Мхитара. А там смертная казнь чаще всего заменялась нетяжкими наказаниями…

— К примеру сказать, украдет христианин христианина и в рабство его чужеземцам продаст. Что ему полагалось по закону каноническому, а? — вопрошал палача судья.

— Голову долой! — мрачно отвечал тот.

— Ну а теперь ты выколешь виновному глаз или клеймо наложишь и отпустишь на все четыре стороны. Понял? — втолковывал судья.

— Тьфу!

Приглашение в церковную тюрьму обрадовало палача. Захватив орудия своего ремесла, чуть свет он уже был в подземелье под собором. Мутный свет с трудом проникал через решетчатое оконце. Палач раздул жаровню, стал калить железный прут. Дюжие служки втолкнули в подвал коренастого человека в одежде ремесленника. Следом вошел тощий священник — настоятель собора.

— В последний раз вопрошаю, кто твои приспешники? — вскрикнул тер-Аристакес.

— Нет их у меня! — твердо ответил заключенный.

Боль ударила в спину. Зашипело тело под раскаленным железом. Закусив губу, Кюрех слегка застонал. Боль усиливалась.

— Кто соучастник? — повторил священник.

Кюрех замотал головой, прерывающимся голосом ответил:

— Нет никого, проклятый поп!

— Бей! — завопил Аристакес.

Страшные удары кнутом сотрясали тело. Снова и снова. Теряя сознание, оружейник шептал:

— Нет… никого!

— Немногого же добился, тер-Аристакес! — недовольно говорил владыка. — Так и не распелась птица твоя в клетке. А птенец улетел неведомо куда, говоришь? Ищи в поле ветра.

Настоятель собора молчал, понурив голову.

— Что ж! Отправляй треклятого тондракийца на Севан, — со вздохом произнес Барсег. — На память «лисью печать» вели выжечь ему на лбу. Пусть на острове до конца дней своих пребывает еретик…

— Слушаю, владыка! — не поднимая глаз ответил тер-Аристакес.

Светало. По воде озера шла мелкая рябь от предутреннего ветерка с прибрежных гор. Зубчатые вершины дальнего хребта освещало восходящее солнце, но поверхность Севана еще оставалась в тени. В неясном свете рыбаки стаскивали в воду большие лодки, готовясь к лову форели.

С возвышенности донесся топот коней. К озеру по крутой дороге спускалась конница. Впереди на породистом жеребце ехал громадный всадник в бархатном кафтане и мерлушковой шапке. Приглядевшись, старый рыбак громко крикнул:

— Ребята, великий государь на дороге! Опять на тоню к нам жалует…

Захарий любил ловить форель на озере. Но редко удавалось правителю Армении урвать свободное время. И сегодня он с явным огорчением ответил на приветствие старшины рыбаков:

— Не удастся, Бабкен, сегодня с вами форель половить! Недосуг…

С озера донесся мерный плеск весел. От острова к берегу шла монастырская лодка. Навстречу двигалась по песку группа монахов, окружая закованного человека. Проезжая мимо, Захарий окликнул монахов. Указывая плетью на коренастого мужчину в рваной одежде и цепях, он строго спросил: