Амирспасалар. Книга I - [31]

Долго ворочался ночью будущий каменных дел мастер на своем жестком ложе, думая о том, как-то встретит его варпет Езник…

— Теперь смотри, Галуст: сначала я тебе буду показывать разный камень, а ты запоминай, какой он с виду, какого цвета, каков в работе…

Старику Езнику понравился скромный горец. Сыновей у старика не было, и он согласился по просьбе уважаемого в городе оружейника принять юношу в ученики. Со вздохом покинул Галуст гостеприимный дом на Кузнечной улице, где так звонко смеялась и пела резвая девочка, и перебрался в скромное жилище Езника. На следующий же день он приступил к занятиям. Работы в городе почти не было, жизнь в Ани словно замерла, и у Езника оказалось свободное время для обучения нового ученика.

— Вот это — ширакский черный камень, много его в окрестностях нашего города. Идет он на дома, на церкви, на могильные плиты. Камень довольно мягкий, легко раскалывается и тешется. Много домов из него я построил. А вот камень из Бюракана. Погляди, цвет-то какой у него — пепел с пламенем! Как будто из самого пекла от сатаны его доставили… Крепок сей камень и редко идет на стройку, невыгоден! А это — легкий камень из Артика, там все церкви и дома из него построены. Шестнадцать цветов имеет он: от светло-розового до фиолетового. А сюда посмотри, какой красивый камень! Зеленый, как нефрит из Китая. Ну да ты ведь еще не знаешь, что такое нефрит. Драгоценный это камень, видел я чашу, из него изваянную, во дворце у нашего ишхана…

Тут Езник помрачнел, что-то невнятно пробормотал и снова вернулся к уроку:

— А к нам камень сей привозят с монастырских каменоломен у озера Гелакуни. Красив он, ничего не скажу, но непрочен, лопается от сильных морозов, только на внутреннюю отделку покоев и можно его пускать. А я сам больше всего люблю наш анийский темно-желтый камень — нет красивее и прочнее его! — заключил Езник.

Не все понимал Галуст из сказанного наставником. Трудно было неграмотному селянину сразу воспринять учение, но он слушал с неослабным интересом, примечая, с какой любовью старый мастер берет в руки куски разноцветного туфа.

— Ты, парень, должен отлично знать и наши ремесленные порядки. Хорошо, что ты не в бегах, а с разрешения своего владетеля прибыл в Ани. Иначе разве позволили бы мне принять тебя в ученики? А тот, кто не входит в братство каменщиков, не может заниматься ремеслом. Во главе нашего братства стоит выборный «старик», он вместе с мастерами-варпетами за всем следит, наблюдает, правильно ли ведется работа в каждой мастерской, хорошие ли изделия выпускают в продажу, как расчитываются мастера с подмастерьями, как они кормят учеников, по уставу ли до заката солнца работают, по правильной ли цене продают готовые изделия, например хачкары[59] или плиты разные, — поучал нового ученика Езник.

Передохнув, варпет продолжал рассказывать:

— Теперь скажу о мастерах и подмастерьях. Когда ты проработаешь у меня достаточно времени, тебя сделают подмастерьем. А еще через несколько лет сможешь пойти на испытание на звание мастера. Если успешно сдашь пробу и похвалят тебя «старик» и варпеты — дадут звание, и тогда можешь открыть свою камнерезную мастерскую. Но для этого долго копить деньги придется: материал нужно закупить, разный инструмент, дом иметь для жилья и работы… А главное, — голос Езника стал тверже, — сам ты должен стать настоящим мастером, не срамить наших славных умельцев по камню! И строго, ох строго будут смотреть твою пробу варпеты! Мастер — это главный человек в ремесле… Ну, на сегодня довольно! Завтра, с богом, приступим к теске камня. Сначала посмотришь, как я работаю, как держу резец, как бью молотком, как колю да тешу камень, потом и сам попробуешь… А там вскорости на кладку стен поведу, раствор делать научу. А этак года через два и резьбе по камню начну учить. Это самое трудное и почетное дело в нашем ремесле… А грамоте тебе обучаться надо у какого-нибудь монаха, устав наизусть знать. Без этого не признают тебя в братстве мастером! Понял, Галуст-джан?

Тут Езник вздохнул и, не вытерпев, угрюмо бросил:

— Эх, не вовремя прибыл ты в Ани! Того и гляди снова эмиры из Ирана с войсками нагрянут, опять нас в кабалу возьмут… Покинули нас на произвол судьбы армянские князья, будь они трижды прокляты!

Галуст только теперь понял тревогу жителей города. С опаской спросил:

— А что, кэри[60] Езник, разве хуже живется рамикам при эмирах?

— Ну конечно! Особенно нам, каменщикам. Ведь сто лет как не разрешали эмиры постройку церквей в Ани, анийцы богачи опасались при неверных и дома возводить, либо караван-сараи и бани. Да и налогов с нас брали больше, одна джизия[61] чего стоила! А не заплатишь, так в реку зимой бросят эмирские сборщики и держат, пока аман не запросишь… Вот и останемся мы с семьями опять не при деле, наголодаемся[62]!

От невеселых слов мастера ученик приуныл. Выбранное ремесло показалось ему уж не столь привлекательным… В это время во дворе раздался голос старухи жены, зовущей тружеников на обед, и Галуст за вкусным спасом[63] забыл свои опасения…

Шеддадиды использовали смуту в Грузии и не замедлили снова появиться под стенами Ани. Павшие духом после ухода конницы Саргиса анийцы договорились с двинским эмиром и согласились впустить его в город, оговорив сдачу рядом условий. Молодой правитель стремился поскорее заполучить во владение богатый город и подписал соглашение со старейшинами Ани, обещав не трогать руководителей восстания против Фадлуна.