Амфетамины ценой в миллион долларов - [3]

— Ты его любила?

— Он был потрясающий.

А потом, однажды утром, Карлоса забрали двое других гангстеров.

— Они были из мафии?

— Наверно, он их надул.

— Но они были из мафии?

— Он был еще в халате. Первый раз в жизни я увидела его испуганным. Он чуть не обосрался со страху. И они его увезли.

— И что они с ним сделали?

Она пожала плечами.

— Он исчез на две недели.

— А ты что?

— А я спряталась. Я знала много из того, что знал он. Хочешь амфетаминов на миллион долларов?

— Раньше ты говорила полмиллиона.

— Какая хрен разница. Это большие деньги, крошка. — Она взмахнула рукой с вытянутым пальцем, прищелкнула языком, и ее хмурое лицо озарилось улыбкой чисто физического наслаждения.

— Где?

— Поедем со мной, тогда скажу.

— Где?

— Карлос туда не сунется, даже если выйдет из тюряги.

Он улыбнулся ей, недоумевая.

— Почему?

— Ты не знаешь Карлоса. Он никому не скажет. Он будет выжидать.

Тут он поцеловал ее, очень нежно.

— По-моему, ты несешь чушь.

— По-твоему, я несу чушь, потому что ты никогда не знал таких, как Карлос.

— У тебя семь пятниц на неделе.

— Не будь занудой, детка. Ты занудный старик. — И тут она поцеловала его так же нежно, как он ее, глядя ему в глаза, чтобы разрешить свое недоумение, которому еще не могла придать форму вопросов. — Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Нет, если ты сама не хочешь уйти.

Его кожа была моложе его глаз. Он лежал обмякший — было видно, что сейчас ему ничего не хочется.

— Я нашла фото твоей жены. Она очень красивая. — Это был очередной вопрос.

— А что ты еще нашла?

— Заплесневелый сандвич под кроватью.

— Что-нибудь еще?

— Пойдем в клуб.

— Нет тут клубов.

— Ну тогда в бар.

— Ненавижу бары.

— Ты занудный старик, Клод.

— Да, — ответил он. — Знаю.

И тогда она принялась целовать его — сначала шею, потом грудь, а потом его вялый член, пока он не напрягся и не отвердел у нее во рту. Она работала губами и языком медленно, ласково и с удовольствием услышала его тихий стон.

Снаружи, у реки, квакали лягушки.

Они крепко держались за руки и медленно занимались любовью, чувствуя себя странно счастливыми в своем взаимном недоумении.

5.

А потом, в последнюю неделю зимы, посыпались письма, и чуть ли не каждый вечер она узнавала что-то новое об одиссее рок-музыкантов, которых теперь искали, чтобы допросить в связи с полученной от Карлоса информацией.

— Он хочет сторговаться с полицией, — сказала она.

— Как это? — спросил он.

— Он хитрый ублюдок, — сказала она.

Клод читал письма с недоверием и страхом: он не верил в реальность событий, за которыми наблюдал, и (к своему удивлению) боялся, что рок-группа приедет к нему домой и заберет Джули из его скучного мира в свой, полный приключений.

Сидя за разработкой системы канализации для шестиэтажного офисного здания и глядя на унылые городские улицы с их предсказуемыми приливами и отливами, он думал только о рок-группе и амфетаминах ценой в миллион (или полмиллиона?) долларов.

Хо-Чин, легендарный ударник, двигался на юг, тайно пересекая границы в расчете на неафишируемую встречу с Эриком, ведущим гитаристом. Эвелина, отсидевшись в Гонконге, проскользнула на судно для перевозки скота и плыла на нем с грузом кокаина и планом просочиться в страну через Дару в Новой Гвинее и Остров Четверга.

И каждый из них, представлялось Клоду, пока он корпел над своими осточертевшими чертежами и размышлял, где повесить зеркала, перед которыми будут краситься довольные жизнью машинистки, — каждый из них был царем среди царей и их воссоединение должно было стать более грозным и волнующим, чем слияние горных рек.

Затем начались задержки, осложнения.

Пола арестовали в Бангкоке за то, что он подрабатывал как бродячий актер (Клод выслал деньги). У Эвелины завязался в Сурагайе роман с каким-то мусульманином, и теперь она путешествовала в Мекку со своими секретами из мира неверных, белыми простынями, сизыми мусульманскими членами в тусклых рассветных лучах и вентиляторами, медленно вращающимися за расплывчатой противомоскитной сеткой. Она, что когда-то пела в лондонском метро под двенадцатиструнную гитару (подкиньте на кокаинчик), девушка с прекрасным евразийским лицом и прямыми иссиня-черными волосами, тонкая и нервная, как амфетамины ценой в миллион долларов.

Эрик писал о музыке, наркотиках и полиции, но Клод не понимал его писем.

В конце концов он возненавидел все эти письма. Они не давали ему покоя. И когда он выбирал способ крепления на стенах пожарных лестниц, его думы уносились к немыслимым концертам в огромных залах. Эрик в меховых унтах, с закрытыми глазами, околдовывал публику электрическими чарами, превращая ее в реки, и белая вода разливалась по улицам, затопляя дома и населяя их рыбами.

И когда он определял взаимное расположение дверей лифтов и кнопок вызова, ему мерещился второй концерт, зрители на котором превращались в больших белых птиц — они медленно кружили над креслами, а потом отправлялись на скалистый морской берег, чтобы ловить там рыбу, откладывать яйца и защищать их от хищников.

Одурманенный надеждой и волнением, он видел концерт, где аплодисменты становились саранчой, а публика — травой на лугах; саранча пожирала траву, превращая луга в голую и бесплодную пустыню. В зал врывался ветер, бросающий в лица рок-музыкантов колючий песок, и они шли в пустыню, жестокие бандиты в поисках новых зрителей, и приходили наконец в северный город, окруженный апельсиновыми рощами и финиковыми пальмами. Тамошние жители принимали их как сирот и обучали всяким ремеслам — например, плотничать и плести сети, а некоторые учились тому, как сорвать апельсин, в какое время и каким способом, ибо люди в тех краях не знали музыки и не понимали назначения группы, видя в ней только кучку бродяг, нуждающихся в ласке и уроках житейской мудрости.