Американский пирог - [70]

— Я? — улыбнулась она. — Как бы не так.

— Докажи. — Я разломил свой бутерброд и протянул ей половинку. Она съела все до последней крошки и облизала пальчики.

— Боже, как вкусно, — сказала она, разглядывая ладонь, — похоже, я крепко проголодалась.

— Хочешь и вторую половинку? — Я протянул ей остатки бутерброда, но она покачала головой. Муж-веган вряд ли мог быть серьезным соперником, и в душе у меня снова зацвела надежда. Хотя, может быть, это расцветало вожделение. Но, как бы это растение ни называлось, его аромат был силен, как запах соуса карри с чесноком. Я все думал, есть ли у меня еще шанс, или ее сердце осталось на Диком, Диком Западе.

— Ну что ж, предварительное испытание ты прошла. А как насчет стопроцентно невегетарианского ужина в эту пятницу? — Я произнес это совершенно непринужденно, скрестив руки на столе. — Съешь ли ты отвратительную, изобилующую холестерином жареную рыбу с жирным соусом, квашеной капустой и печеным картофелем?

— Такое подают лишь в одном заведении, — заключила она, чуть приподняв брови, — «Озеро Сентер-Хилл».

— Угадала, — подтвердил я, — в ресторане Бадди у лодочного дока.

— Даже не знаю. — Она закусила палец, явно терзаясь сомнениями; я никак не мог понять, в чем загвоздка: в холестерине или в предполагаемом спутнике. Во всем, что не касается детских инфекций, стрептококковых ангин или кожных высыпаний, я начисто лишен интуиции. И главной загадкой являются женщины. Фредди по-прежнему покусывала палец.

— Фредди, — окликнул я, — что скажешь?

— Идем. Сто лет не ела рыбу у Бадди, — и она взъерошила свои стриженые волосы. Вот оно: ее фирменное пренебрежение к красоте и лоску!

Уйдя из больницы, я отправился на кладбище. Зимой там особенно хорошо: холодное, открытое всем ветрам плато, с круговым обзором. Обычно меня никто не спрашивает, зачем я туда хожу, но, если кто вдруг полюбопытствует, я отвечу: «Послушай, я ведь южный парень, а южане чтут своих предков». «Предки!» — изумится собеседник и представит себе бессчетные поколения Маннингов и Джексонов. Пока отец не перебрался во Флориду, я думал, что и его здесь похоронят. Теперь-то стало ясно, что его многочисленные жены этого не допустят, так что мама вновь обречена на одиночество, он и при жизни-то никогда не был рядом. Когда подошло время отдавать сына в детский сад, она предпочла растить меня дома. Мы с ней много гуляли и порой заходили на кладбище, где копались мисс Минерва и девочки Мак-Брум. Они выпалывали сорняки и расставляли цветочки в пластмассовых стаканах, нагруженных щебенкой.

Маму уже тогда интересовали мертвые, хотя, впрочем, живые занимали ее гораздо больше. Она разрешала мне подбирать бездомных кошек, попугаев с перебитыми лапками, черепашек, питавшихся помидорами, и лягушек, которые выпрыгивали из обувной коробки, забивались под кухонную раковину и квакали там все лето напролет. После смерти Келли мы остались втроем: Чили, Марта и я. Теперь же я единственный Маннинг в телефонном справочнике Таллулы. Порой мне кажется, что я уже сирота, хотя отец и звонит мне раз месяц из Тампы. Зимой он постоянно шлет ящики апельсинов и мандаринов, завернутых в мятую зеленую бумагу. Думаю, мне не хватает семьи, но родственников на заказ не штампуют. Либо у тебя есть тетки и кузины, либо — извини.

Неожиданно среди деревьев замаячила женщина в светлом кожаном пальто и красном шарфе. Ее спина казалась совершенно бескостной, круглой и мягкой, словно тело кита. Когда она разогнулась, я понял, что это Минерва Прэй. Я пробежал мимо дюжины надгробий и, запыхавшись, подошел к ней. Она подняла глаза и явно удивилась.

— Мисс Минерва! — воскликнул я. — Никак это вы?!

— Я, а то кто же? — Она сунула руку в карман и вытащила нитяные перчатки. — Решила глянуть, не сдул ли ветер цветочки моего Амоса. Но цветочки на месте.

— Думаю, вы замерзли, — сказал я, — может, подвезти вас домой?

— Вот уж не откажусь. — Она натянула перчатки. — Спасибо тебе, дорогой.

Я подал ей руку, и она оперлась на нее. Даже сквозь перчатки ощущалось, что ее пальцы мокрые и холодные, как свежеразмороженные куриные грудки.

— Ходил проведать маму, мой мальчик? — спросила она.

— Да, мэм.

— Что ж, молодчина, Джексон. Прочие-то молодые не особо вспоминают мертвецов.

— Да, мэм.

Пару минут мы молча шагали. Затем она произнесла:

— Я тут давеча испекла шоколадный торт. Шоколад-то ты любишь, Джексон?

— О да, мэм. Еще бы.

— Что ж, могу угостить тебя кусочком. И чашечкой горячего кофейку в придачу. Торт я испекла по журналу; по средам там всегда печатают превосходные рецепты. Вот только все журнальные кушанья надо сперва попробовать.

— Я с удовольствием попробую ваш торт, — заверил ее я.

От мысли, что я снова увижу Фредди — второй раз за день! — сердце у меня так и подпрыгнуло. Правда, она могла решить, что я ее преследую, но я настолько ошалел от любви, что мне уже было все равно. А если мы с ней не встретимся, я, может быть, буду есть той же вилкой, которой недавно ела она.

ФРЕДДИ

Когда Джексон пригласил меня на ужин в «Озеро Сентер-Хилл», я едва не отказалась. Разумеется, не из-за ресторана — он в Таллуле своего рода легенда: здание из стекла и кедра, которое словно плывет по воде, соединенное с пристанью сваями, а также вереницей доков и лодочных сараев с рифлеными жестяными крышами. Кухня там четырехзвездочная, ее расхваливают во всех туристических проспектах. Все блюда готовятся по южным рецептам и на вкус просто пища богов. В тамошних оладьях резаный лук и кукурузная мука смешаны в единственно верной пропорции. Квашеная капуста хрустящая, сладкая и терпкая. Мясо откормленных кукурузой телок маринуется в особом соусе Бадди и жарится в гриле. Свежих окуней и форелей обжаривают, фаршируют или же тушат в сливочном масле и лимонном соке. Картошку пекут с луком и чесноком. Секрет успеха этого заведения — в свежих продуктах и опытных поварах: там работают пожилые женщины, знающие все тонкости местной кухни. Кроме того, с посетителями изо всех сил любезничают крутобедрые официантки, в массе своей крашеные брюнетки.