Американские мемуары - [22]

Шрифт
Интервал

   На оном форуме я и познакомился со своей Ириной. Поэтому я благодарен этому ресурсу не то что вдвойне, а гораздо больше. Чертова разница во времени в 8 часов не позволяла в нормальном режиме общаться. Мне нужно было спать (хотя я и оттягивал до последнего эти моменты) или, наоборот, Иришке нужно было в кроватку. Урывками, эпизодами, рваными, драными. Но как я им радовался! Как я был им благодарен!

   Во вторник я заканчивал в 4 дня и летел домой на всех парах, чтобы застать ее в аське. По пути забегал в ликеро-водочный, брал бутылку водки Смирнофф (0,375), вбегал в дом, врубал комп, пока грузился весь этот неуклюжий американский софт, я накатывал 150 обжигающих грамм, плюхался в кресло. Если красный цветочек был перед ее ником в аське, у меня обвисали плечи. Я долго смотрел в стол, не зная, что предпринять. Понимал, что в Москве заполночь, и ей нужно на РАБотку, но все же… Иногда, уходя, она оставляла мне длинные трогательные сообщения, которые я перечитывал помногу раз, разбавляя горечь водкой.

  Но если цветочек был зеленым! Я подпрыгивал, кидался на клавиатуру и как прыщавый мальчик из парка пубертантного периода начинал истово колошматить по клавишам всякую дурацкую ересь, которая тогда казалась такой важной. Низ живота начинал сладко гудеть, пальцы ног – отбивать чечетку по полу, улыбка просто не сходила с лица. У нас был час, ну, максимум, два, чтобы все сказать друг другу. Это было очень романтично. Романтичнее не бывает, наверное. Во всяком случае, для такого прожженного циничного ублюдка как я. Когда мы прощались и писали друг другу нежные слова, сидя за тысячи километров друг от друга, когда обменивались фотками по почте, у меня начиналась эйфория. Когда цветочек все-таки загорался красным, я включал Дистемпер «Слезы», гасил свет и допивал купленную водку. В те моменты меня можно было мять как пластилин или ссать в лицо с расстояния вытянутой руки. Мне было все равно. Я был влюблен.

  Вечером во вторник чаще всего я выходил бесцельно из дома, говорив отцу: «Я погулять.» Как несложно догадаться, первым делом я шагал в ликеро-водочный, где у гнусного индуса закупал огненной воды и запивки. Выходил из магазина… Куда идти? Какая, по большому счету разница. Куда не пойдешь, в родные места не придешь. Частенько я шагал с полмили направо по Роуэй авеню, потом поворачивал направо, поднимался по косогору мимо богатеньких домиков с пластмассовыми игрушками на газонах, доходил до железной дороги. Через пути вел мост, как у нас. А по краям путей росла неухоженная трава. Пути огораживал забор из бетонных плит. Понимаете, к чему я. Верно находил в этом антураже частичку родной Москвы, вроде станции Кунцево. На мосту я прикладывался к горлышку, шумно выдыхал и запивал кока-колой. Шел дальше, к студенческому городку, где была и библиотека, большое поле для игры в американский футбол и скамеечки по краям поля, на которых можно было здорово посидеть и поразмышлять. Через дорогу был еще один молл, на котором помимо супермаркета и кучки мелких магазинов вроде собачьей парикмахерской, был неплохой ликеро-водочный, где продавалось наше пиво: Балтика и Афанасий.

  Возьмешь пару бутылок Балтики 9-й, как настоящий якут, вернешься обратно на скамеечку около футбольного поля, сидишь, смотришь на звезды, думаешь думы, запивая мелкие глотки водки Балтикой под фанфары Молотха или Ноктюрнал Мортума, несущиеся из наушников. Полнейшее мракобесие. Я и сам это понимаю. Тогда же я не видел других выходов.

   Домой я возвращался далеко заполночь в полнейшее говнецо. Пошатываясь и бесстрашно бредя посреди проезжей части. Однажды отец поехал меня искать и чуть не сбил, потому как в приподнятом настроении мне весь мир по колено, ну, в крайнем случае, по яйца. Горлопанящие возмущенные водители, которым приходилось меня объезжать, получали в ответ громогласный рев: «Пошел на хуй!» и предпочитали убраться восвояси.

   Однажды ранней весной я добрел до дома, подергал ручку. Дверь была заперта. Отец с Кончитой почивали в дальней комнате, и после 40 минут попыток добудиться их, я на дичайшем ветру (было градусов 5 тепла) улегся на стоящий во дворе диван, выпил единомоментно остатки напитка и в таком виде повстречал утро среды.

   Моего единственного выходного.

   Я много спал в этот день. Было установлено правило, согласно которому отец не включал музыку до моего пробуждения, а Кончите было строго-настрого запрещено увлекаться стиркой. Мне давали поспать. Однажды в среду в гости к отцу приехал из самого Бруклина некий знакомый – абсолютно сумасшедший человек, которому отец помог с приглашением. Человека звали Алексей и у него, по-моему, был какой-то даже диагноз. Как и все шизофреники он очень красиво, витиевато говорил, говорил очень громко. Его, в принципе, можно было терпеть, если бы не одна деталь – болезненное отсутствие тактичности. То есть Алексей принимался шутить или что-то говорить и постоянно скатывался на такую фамильярность, что впору было бить ему ебало. Не чувствовал меры в шутках. Вот и представьте себе картину: похмельный Ой-Ёй! валяется на кровати в своей маленькой комнате, тщетно пытаясь выспаться, как вдруг чирикает дверной звонок, и комната оглашается громогласной чушью:


Рекомендуем почитать
МашКино

Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.


Сон Геродота

Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Совершенно замечательная вещь

Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.


Мой друг

Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.


Журнал «Испытание рассказом» — №7

Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.