Американские фантастические рассказы - [22]

А может быть, ей просто все равно?

Как скажешь… Янси впервые осознал, что эти два коротких слова выражают закон ее жизни, философию бытия. В гостиной у них красные шторы. Всегда только красные. Да, ему нравились такие, о чем он однажды обмолвился. Беверли повесила красные шторы, с тех пор так и повелось.

Он покосился на нее. Вся напрягшись, она следила за дорогой; Янси еще немного нажал на акселератор.

Дом, где они живут, работа, ежедневная трапеза и, наверное, их одежда — неужели все так, а не иначе только потому, что он захотел?

А действительно ли он хотел именно этого?

И надо ли всегда выполнять его желания?

А что тут дурного? Вот, скажем, Беверли именно так и делает.

Он рассмеялся, заставив жену подскочить от неожиданности. Янси покачал головой, что на их языке могло означать либо «так, пустяки», либо «не твое дело». В душе он ликовал, не находя ни единого изъяна в своем потрясающем умозаключении.

Так, наслаждаясь абсолютной властью над машиной и скоростью, он направил автомобиль между гребней холмов, потом вслепую повернул, столкнулся с космическим кораблем пришельцев и умер.

Ветер внезапно стих. Так бывает после бури. Но строптивое море никак не желало смириться, и с прежней яростью билось о скалы. Ночь полнилась шумом, однако его составляющие так изменились, что поражали измученный слух, как неожиданная тишина. Лоис изогнулась, ткнула окурком в пепельницу на столике. Сердито прошуршав простыней, она повернулась к нему спиной и вздохнула. Этот вздох едва угадывался, но ведь ее воспринимаешь не только на слух. Беверли неожиданно вырвалась из объятий сна, вскинулась, словно рыба, которая выпрыгивает из воды, чтобы мгновение спустя нырнуть и кружить у самой поверхности. Не открывая глаз, она приподняла голову, покрутила ей, будто кого-то разыскивала. «Ммм?» — сонно произнесла она. Потом снова уткнулась в грудь Янси и заснула.

Надо встряхнуть ее хорошенько, разбудить, не давала покоя безумная мысль. Разбудить и сказать: «Слушай, Бев! В то утро, когда мы попали в аварию, я умер. Да, я был трупом: усопший Янси Боумен, пусть земля ему станет пухом. А когда меня вновь собрали по частям и склеили, я стал другим. Ты вот уже два года живешь с человеком, который никогда не спит, не способен ошибиться, и может достичь… достичь всего, что пожелает. Поэтому, Бев, не стоит ожидать от такого феномена обычного поведения или поступков, продиктованных понятными тебе мотивами. А если я когда-нибудь причиню тебе боль, ты не должна обижаться. Неужели не понятно?»

Конечно, она не сможет понять.

Ну почему, думал он в отчаянии, восстанавливая меня, они не убрали ту самую маленькую человеческую особенность, которая дала Паскалю повод заметить, что у сердца есть резоны, неведомые разуму. Он тихонько фыркнул. Сердце! Ничего себе, подходящее название!

Лежа на спине, Янси смотрел на блики лунного света, раздробленные брызгами прибоя на мельчайшие зеркальные осколки. Он весь ушел в созерцание игры смутных теней: так, мысленно слившись с ними, можно отвлечься от невыносимой, неразрешимой задачи. И медленное течение памяти унесло на два года назад, то ли повинуясь инерции, то ли потому, что заново пережив только что две встречи с Лоис, — первую, во время которой он сумел устоять, и последнюю, когда не смог, — Янси с удовольствием возвращался к событиям, где и Лоис, и Беверли, да и он сам значили очень-очень мало.

Поднимаясь, космический корабль втягивал в свое искусственное нутро ноги-штанги; на одну из них и налетел седан Боуменов. Машина вихрем пронеслась под звездолетом, и край плоского основания штанги вспорол салон автомобиля, оставив внутри жуткое алое месиво, все еще цеплявшееся за руль. Корабль на мгновение завис, потом, паря в воздухе, направился к обочине, где замер искореженный седан.

В днище корабля возникло отверстие; вскоре оно раздвинулось, как диафрагма фотоаппарата. Сразу же возник вихрь из листьев и пыли, и то, что осталось от машины, вместе с пассажирами, поднялось в воздух и исчезло внутри корабля. Потом звездолет перебрался на лесную поляну, служившую укрытием. Там опустился, замаскировался и замер, не подавая признаков жизни.

Что именно они с ним проделали, Янси, конечно, не знал. Разумеется, ему сообщили о конечном результате. Они исправили все причиненные повреждения и вдобавок внесли значительные усовершенствования в «оригинал». Например, перестроили челюстные сочленения, устранив тенденцию к смещениям, инициировали процесс, со временем избавивший Янси от жировиков, которые упорно возникали на теле и постоянно воспалялись еще с детства. Исчез аппендикс; его не вырезали, а удалили непонятным способом, так что в случае вскрытия обнаружилось бы, что слепая кишка вообще не сформировалась в организме. По неизвестным, но наверняка основательным причинам, ему заменили гланды.

Однако такие аномалии, как искривленный с рождения мизинец на левой ноге и глаз, начинающий немного косить, когда он утомлялся, оставили. С последним вышло интереснее всего, думал он потом: мизинец просто не стали исправлять, но глаз восстановили вместе с изъяном. И зубы были такими же неровными, как раньше, с пломбами в прежних местах, хотя от них-то наверняка ничего не осталось после катастрофы. Коротко говоря, в Янси заменили лишь то, чего нельзя заметить внешне.