Американские фантастические рассказы - [24]

Нет, нет и еще раз нет. Никакого шока у Янси не было и в помине; он знал заранее, что все произойдет именно так, что он не скажет ни слова и даже не подумает оглянуться. А безмятежное молчание жены неоспоримо доказывало, что у нее не сохранилось никаких необычных впечатлений.

Он ехал очень быстро, сидел очень тихо, не мешая гневу достичь своего пика, пока, наконец, это чувство не достигло своего пика, не выкристаллизовалось в нечто более основательное, бесстрастное и, пожалуй, безжалостно-ядовитое.

Новое настроение крепло, а Янси вел машину все спокойнее; Беверли расслабилась и уселась поудобнее. Время от времени оборачивалась, чтобы как следует рассмотреть занавески в окнах домов, мимо которых они проезжали или, глядя на небо, размышляла о чем-то своем.

Янси обнаружил, что новоприобретенные рефлексы позволяют полностью отдаться раздумьям: руки будто сами по себе управляли машиной и, казалось, мгновенно реагировали на дорожные знаки, не нуждаясь в сигналах мозга.

В сознании эхом отдавались беспощадные слова: «Нет, это не конец наших отношений, Беверли. Ведь он уже давным-давно наступил. Ты не женщина, ты получеловек, живущий не собственной, а моей жизнью. Твое ничтожное честолюбие никогда не заставит меня бороться, чтобы достичь успеха. Твои чувства слепы, не в состоянии отозваться на мою душевную боль, вкусы заимствованы у других, а способности ограничены единственной целью: угодить мне своими суетливыми стараниями. Но без меня ты ничто. Ты не работаешь, и никогда не сумеешь где-нибудь работать. Если тебя предоставить самой себе, ты не справишься и с простейшими обязанностями в конторе, не говоря о том, чтобы управлять летним лагерем. Даже если бы за эти три дня ничего не произошло, то, что нас связывает, уже никто не назовет браком. Никто, тем более я. Я видел солнце, Беверли; я парил в космосе, и больше никогда не сумею копошиться в грязи вместе с тобой. Я и раньше был слишком хорош для тебя, ну а теперь даже говорить не о чем».

Эта торжественная песнь презрения тянулась и тянулась, звуча на разные лады, дополняясь и усложняясь, черпая вдохновение в расстилавшихся перед глазами вольных просторах бескрайнего горизонта. Так прошло около часа. Неожиданно он почувствовал на себе ее взгляд и обернулся. Встретившись глазами с мужем, Беверли улыбнулась своей прежней, знакомой улыбкой.

— Сегодня будет чудесный день, Янси.

Он резко отвернулся и снова уставился на дорогу впереди. В горле возник комок, глаза защипало. Он осознал, что дар сопереживания, — умение ставить себя на место другого, видеть мир чужими глазами, — изменился вместе с остальными его особенностями, усилился настолько, что причинял беспокойство. Как Беверли восприняла случившееся? Вероятно там, на озере, смутно почувствовала неладное, но едва ли догадалась, в чем причина. Понимала, что там кроется нечто серьезное, потому что безропотно согласилась с неожиданным отъездом, ни о чем его не спросив. Но что означает эта фраза насчет «чудесного дня»? Может, Беверли воображает, что если к неведомой угрозе повернуться спиной, та сразу исчезнет! Точно, именно так она и считает! Ох, Беверли, Беверли, какой неприятный сюрприз тебя ожидает!

Но день пролетел, и ничего не случилось. Все оставалось по-прежнему неделю, месяц спустя. Отчасти тут виновата работа. Янси вернулся к своим обязанностям, наделенный обострившимся зрением, подаренной пришельцами способностью все схватывать, видеть суть явлений. Ему с потрясающей четкостью стала видна механика взаимодействия элементов системы, в которой он сам, его место, отдел и вся фирма составляли сложный организм, который в свою очередь был частью единого экономического монстра. Он не терял ни минуты впустую и целыми днями вникал в структуру организации. Результат усилий Янси опустил в ящик для предложений. Безупречная в своем роде идея, вполне соответствовавшая его прежним способностям, которая не могла прийти в голову никому, кроме человека на его должности. В результате должность сократили, а автора предложения повысили, позволив подняться сразу на две служебных ступени и поручив новое дело. Так что у него не оставалось ни минуты свободного времени, даже дома. Одного этого оказалось достаточно, чтобы отношения с Беверли отодвинулись на второй план.

Но такие объяснения лишь отчасти объясняли его инертность в семейных проблемах. Янси откладывал окончательное решение изо дня в день, поначалу уверенный в скорой перемене. Во многом он не мог решиться на разрыв из-за своей проклятой способности улавливать эмоции других. Беверли чувствовала себя такой счастливой; счастливой и гордой. Бывали дни, когда он разговаривал с ней реже, чем обычно, и тогда она ходила по дому на цыпочках, убежденная, что великий человек обдумывает новую гениальную идею. Если ему случалось вспылить, Беверли с готовностью прощала; если он что-нибудь покупал ей или хвалил за удачное приобретение, вся лучилась благодарностью. В семье царило согласие, Беверли была так довольна жизнью, что снова начала петь. Как давно она не делала этого!

И он постоянно, день ото дня, ощущал ее переживания, с болезненной отчетливостью воспринимал ее чувства. Янси ясно сознавал, какой удар нанесет жене, объявив о своих намерениях. Конечно, рано или поздно он сделает это, конечно! Но не сегодня, лучше завтра или послезавтра… А пока надо будет купить ей новое зимнее пальто, то самое, на которое она так любовалась в вечерней газете…