Американская леди - [19]

Ванда вела себя очень сдержанно по отношению к Марии и заносчиво по отношению к матери. Зато с незнакомыми людьми была приветлива и любезна. Продавцы-женщины горели желанием обслужить девушку и выносили десятки платьев, обувных коробок и других вещей на ее строгий суд. Марии казалось, что Ванда желает показать ей и Рут: смотрите, я могу быть такой же приветливой и с вами, если только захочу. У Марии сложилось впечатление, что за упрямством Ванды кроется нечто большее, нежели подростковая жажда мятежа и протеста. Но Рут отказывалась брать с собой дочь в их походы, поэтому у Марии пока не было возможности поговорить с Вандой наедине и выяснить, почему девушке кажется, что все и всегда нужно воспринимать в штыки.

Когда они не ходили за покупками (это очень утомляло Марию), Рут показывала сестре город. В Нью-Йорке все было расположено кучно, это Мария поняла очень быстро: тут и Пятая авеню с сотнями магазинов, и Таймс-сквер с множеством театров, освещенных сверкающими рекламными вывесками; немного южнее находился самый большой в мире универмаг «Мейсиз», а еще через два квартала – Метрополитен-музей. Когда они проходили мимо его впечатляющего входа, Рут всякий раз утешала Марию, что у той еще будет время, чтобы все осмотреть.

Когда сестра ненадолго отлучалась по делам, Мария могла целый день провести на улице, разглядывая небоскребы, в которых находились магазины.

– Знаешь, твое восхищение небоскребами, о котором ты писала в первых письмах, я считала довольно странным, – призналась как-то Мария сестре. – Ну, что может быть такого особенного в доме, пусть даже он громадный, спрашивала я себя? Но теперь я могу тебя понять! Эти великаны просто невероятны.

Она сделала широкий жест, стараясь охватить все вокруг, включая и дорожную полосу.

– Со времен постройки готических соборов на земле восемь веков не было таких высоких зданий. Кто-то ведь должен был выдумать их!

Взгляд ее блестящих глаз устремился вверх, а Рут тем временем стала объяснять Марии, что за каждым переливчатым фасадом скрывается целый город с почтамтом, адвокатами, фирмами, сапожниками и всем остальным, что только может пригодиться в жизни.

Разумеется, они заходили в один из универмагов Вулворта – в конце концов, он первым привез елочные игрушки Марии в Америку. Мария непременно хотела постоять у одной из этих знаменитых стоек и, наслаждаясь мороженым, понаблюдать за суетой покупателей. Рут, в отличие от нее, сморщила нос: обстановка, по ее мнению, была здесь неподобающей. И только когда Мария напомнила сестре, что она познакомилась со Стивеном благодаря Вулворту, а то, что связано с мужем, не может быть неподобающим, Рут, улыбнувшись, согласилась.

– Кто знает, может, и для тебя найдем второго Стивена? – подмигнув, ответила она, но Мария лишь отмахнулась.

Рут объяснила сестре, что в период рождественских праздников весь первый этаж магазина уставлен столами с елочными игрушками из Лауши. Шары, ангелочки, санта-клаусы, украшенные красным бархатом, только и ждали, чтобы оказаться в руках потенциальных покупателей и отправиться к кому-нибудь домой.

– Только представь: в прошлом году даже дошло до потасовок у столов, потому что каждому хотелось купить твоего серебряного ангелочка! Об этом и в газетах писали. Поэтому мистер Вулворт настоятельно попросил Йоханну увеличить заказ. Ну, иногда даже такой гений, как он, просчитывается.

Несмотря на красочные описания Рут, Марии было тяжело представить здесь свои елочные шары: для нее то, чем она ежедневно занималась дома у стеклоплавильной печи, не имело ничего общего со всей этой суматохой.

Иногда в полдень они ходили вместе со Стивеном на ланч в рестораны со звучными названиями «Бабетта», «Дельмонико» или «Мама Леона». Марии вначале нужно было привыкнуть к тому, что люди идут поесть в ресторан, а не домой: ведь квартира располагалась всего в двух шагах. А подавали там в основном крабов, омаров, фаршированные куриные грудки и другие странные штуки, которыми и наесться-то нельзя было. Ей больше бы понравилось, если бы они с Рут сидели дома за кухонным столом и уплетали приготовленную Лу-Энн яичницу или картошку – простую домашнюю пищу, которую кухарка готовила для себя и двух горничных. А за едой они могли бы славно поговорить. О старых временах. И о новых. Но такое было возможно лишь по вечерам, когда они возвращались в квартиру, нагруженные коробочками, сумками и пакетами. Но, впрочем, и тогда они встречались за чаем и кексами не на кухне (туда Рут заглядывала редко), а в гостиной, как и в первый вечер.

Чаще случалось так, что Рут расспрашивала, а Мария отвечала. Разумеется, главный интерес сестры касался Йоханны, Петера и их близнецов.

– На всех фотографиях, которые мне присылала Йоханна, Анна выглядит очень серьезной. Она на самом деле такая? – расспрашивала Рут.

– Серьезная? Я даже не знаю… – пожала плечами Мария. – Я бы не сказала, что она серьезная. Несколько сдержанная, возможно. Анна еще одержимее, чем я в молодые годы, если такое вообще возможно. Иногда я прихожу утром в мастерскую, а она там сидит: оказывается, работала всю ночь напролет над эскизами!