Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 - [18]

Генерал Хорват, в то время являвшийся верховным уполномоченным на Дальнем Востоке, явился ко мне с извинениями за то, что русские просят с нас арендную плату за здания, хотя американцы помогают им поддерживать работоспособность железной дороги, но сказал, что деньги нужны, и Соединенные Штаты единственная страна, от которой они надеются их получить. Я ответил ему, что не одобряю оплату, но передам его просьбу в Вашингтон. Я был против того, чтобы платить аренду за здания, занятые войсками, охраняющими железную дорогу. Это как если бы человек нанял охрану для своего дома и потребовал с нее плату за размещение. Каково же было мое удивление, когда пришел ответ, предписывающий мне платить за пользование зданиями пять-шесть тысяч долларов в месяц.

Когда вопрос с чехами был решен – если вопрос с чехами в Сибири вообще существовал до моего прибытия во Владивосток – и поскольку мне было сказано не вмешиваться во внутренние конфликты, войскам Соединенных Штатов не оставалось ничего иного, как выполнять ту часть моих предписаний, где говорилось, что «единственной законной задачей, которую могут выполнять американские войска и войска союзников, является охрана военных складов, которые впоследствии могут понадобиться русской армии». Прежде чем я мог предпринять какие-нибудь шаги, «чтобы по возможности помочь русским в организации самозащиты», очевидно, требовалось принять решение о том, какие русские силы имеются в виду. Это решение могло быть принято только в Вашингтоне, а обстоятельства складывались так, что вы не могли помогать кому-то из русских, не отступив от политики невмешательства в их внутренние дела. Я не мог даже дать русскому рубашку, не будучи заподозрен в попытке помочь той группировке, к которой он принадлежал.

Что же касается защиты собственности, то повсюду имелись доказательства того, что она нуждается в защите не только от немецких и австрийских пленных, но и от любого, кто хотел ее захватить. Повсюду можно было видеть самые разные ценности, приобретенные царским правительством или правительством Керенского, и сваленные где и как попало. Меня поразило большое количество тюков с ватой, лежавших прямо на земле и ничем не защищенных от сырости ни сверху, ни снизу. Еще огромные штабеля резины, которая, как было сказано, требовалась союзникам, и по меньшей мере тысяча автомобилей, которые так никогда и не вытащили из контейнеров. Кто угодно мог взять любую из этих вещей, если бы захотел. До определенной степени защитой этой собственности служило то, что никто не смог бы вывезти эту собственность из Сибири или воспользоваться ею во Владивостоке.

На первой встрече командующих я предложил, чтобы все мы, командующие, получили список всей вывезенной русской собственности, а также той, которую было разрешено вывезти из Владивостока. В этом списке предполагалось указывать, куда и с какой целью вывозятся вещи. Британский командующий генерал Нокс сообщил мне, что все эти ценности куплены на британские деньги и он намерен поступить с ними как считает нужным и не собирается слушать ничьего мнения. Я объяснил командующим союзников, почему хочу, чтобы такой список был составлен, но, похоже, это только рассердило генерала Нокса еще сильнее, чем мое первое заявление. Тогда я сообщил ему, что у меня нет информации о том, кто покупал эти ценности, но полагаю, что до того, как их поставили, Россия каким-то образом рассчиталась с той страной, где они были куплены. В результате, не приняв моего предложения, вопрос замяли. Об этой стычке с генералом Ноксом в сентябре 1918 года я снова вспомнил, когда в изданном конгрессом сборнике речей от 26 февраля 1921 года прочитал, что 53 186 352,70 доллара, которые Соединенные Штаты одолжили правительству Керенского, были потрачены на «валюту и закупки ваты».

С каждым днем ситуация становилась все более напряженной, и на каждой встрече с командованием союзников я видел, что военные представители Англии, Франции и Японии выступают единым фронтом по всем вопросам. Я не думаю, что беспристрастный человек, который лично знаком с тогдашним положением дел, станет утверждать, что представители Англии, Франции и Японии соблюдали нейтралитет во внутрироссийских конфликтах. Эти представители не только не отрицали, но хвастались своей деятельностью, направленной на уничтожение того, что они называли большевизмом.

Вскоре на этих встречах с союзниками стало очевидным, что меня воспринимают как темную лошадку, и при возникновении любых разногласий их стрелы дружно обрушивались на меня. В нашей политике существовали фундаментальные различия, которые невозможно было преодолеть, пока действовали данные мне предписания. Англия, Франция и Япония всегда преследовали цель нанести большевикам максимально возможный урон, тогда как я старался держаться в стороне от любых русских политических партий. Принцип невмешательства был провозглашен на весь мир, и каждый человек в Сибири, и русский и иностранец, знал об этом обещании, данном перед тем, как войска союзников вошли туда. С моей точки зрения, эта политика была здравой, потому что на земле нет ни одной нации, которая бы не возмутилась, если бы на ее территорию вторглись иностранные войска с целью привести к власти ту или иную политическую силу. В результате пострадал бы не только престиж подобной интервенции, но был бы нанесен существенный урон той политической партии, которой пытались помочь иностранцы.