Американха - [120]

Она доложила об этом Блейну, тоном раздраженным, едва ли не обвиняющим, и добавила, что академики — не интеллектуалы: им не любопытно, они городят себе скучные шатры узкопрофильного знания и надежно в них прячутся.

Блейн сказал в ответ:

— О, это просто у Нэйтена заморочки. Дело не в академичности.

Когда речь заходила о его друзьях, в тоне Блейна появлялась эта новая оправдательность — возможно, он чувствовал, что Ифемелу при них не в своей тарелке. Когда они приходили на какую-нибудь лекцию, он обязательно говорил потом, что могло получиться и лучше или что первые десять минут были скучные, будто старался предвосхитить ее критику. Последнюю лекцию, которую оба посетили, читала Пола, его бывшая, в колледже в Миллтауне: Пола стояла у доски, в темно-зеленом платье с запа́хом и в сапогах, говорила гладко и убежденно, одновременно подначивая и чаруя ауди торию, — молодая пригожая дама-политолог, которой явно светит постоянная профессорская ставка. Она часто поглядывала на Блейна, как студентка — на профессора, оценивая свое выступление по выражению его лица. Она говорила, а Блейн все кивал и кивал, а один раз даже вздохнул вслух, будто ее слова подарили ему родное и утонченное озарение. Они остались хорошими друзьями — Пола и Блейн, — вращались в тех же кругах, после того как она ему изменила с женщиной, которую тоже звали Полой, а теперь именовавшуюся Пи, чтобы их различали. «Наши отношения были уже какое-то время непростыми. Она сказала, что с Пи у них просто эксперимент, но я видел, что там гораздо больше, — и оказался прав, поскольку они по-прежнему вместе», — сказал Блейн Ифемелу, а ей это все показалось слишком благопристойным, слишком цивилизованным. Даже дружелюбие Полы по отношению к самой Ифемелу выглядело чересчур выскобленным.

— А давай бросим его и пойдем выпьем? — сказала Пола Ифемелу в тот вечер после лекции, щеки у нее горели от возбуждения — и от облегчения, что все обошлось.

— Я устала, — ответила Ифемелу.

Блейн встрял:

— А мне надо готовиться к завтрашним занятиям. Давайте в эти выходные что-нибудь придумаем, ладно? — И он обнял Полу на прощанье, а на обратном пути в Нью-Хейвен спросил у Ифемелу: — Неплохо, скажи?

— Я не сомневалась, что у тебя с минуты на минуту оргазм случится, — сказала она, и Блейн засмеялся. Она подумала, наблюдая за Полой, что с ее повадками Блейновы совпадают так, как не совпадают с ее, Ифемелу, — подумала она об этом и теперь, глядя, как Пола ест третью добавку капусты, сидя рядом со своей девушкой Пи и смеясь над чем-то, что сказала Марша.

Женщина со шлемообразной прической ела капусту руками.

— Нам, людям, не полагается питаться с помощью приборов, — сказала она.

Майкл, сидевший рядом с Ифемелу, громко фыркнул.

— А чего тогда не поселиться в пещере? — спросил он, и все посмеялись, а Ифемелу не была уверена, что он шутит. Ему не хватало терпения на разговоры с причудью. Ифемелу он нравился, косички «кукуруза» сбегали по его черепу до шеи, а лицо у него вечно было язвительным, насмешливым к сентиментальности.

— Майкл — приличный кошак, но очень уж корчит из себя приземленного, и потому кажется, будто он — сплошной нигилизм, — сказал Блейн, когда она познакомилась с Майклом. Майкл отсидел в тюрьме за угон автомобиля, когда ему было девятнадцать, и обожал приговаривать: «Некоторые черные не ценят образования, пока в тюрьме не окажутся». Он был фотографом на стипендии, и когда Ифемелу впервые увидела его снимки, черно-белые, в пляшущих тенях, ее изумила их утонченность и уязвимость. Она ожидала более суровых образов. Сейчас одна из тех фотографий висела на стене у Блейна в квартире, напротив ее письменного стола.

Пола сказала через стол:

— Я тебе говорила, что задаю студентам читать твой блог, Ифемелу? Интересно, до чего безопасно они мыслят, а я хочу выпихнуть их из зоны комфорта. Последний пост мне очень понравился — «Дружелюбные советы нечерным американцам: как реагировать, когда черный американец рассуждает о чернокожести».

— Забавно! — воскликнула Марша. — Я хочу почитать.

Пола вытащила мобильник, повозилась с ним и начала читать вслух.

Дорогой нечерный американец, если черный американец рассказывает тебе о своем жизненном опыте черного, прошу тебя, не бросайся приводить примеры из собственной жизни. Не говори: «Вот прям как у меня…» Ты страдал. Все в мире страдают. Но именно из-за того, что ты — черный американец, тебе страдать не приходилось. Не спеши подыскать иные объяснения случившемуся. Не говори: «Ой, дело не в расе, а в классе. Ой, дело не в расе, а в тендере. Ой, дело не в расе, это все Печенюшник».[174] Видишь ли, черные американцы вообще-то не ХОТЯТ, чтоб дело было в расе. Они бы рады были, если б расистской хрени не происходило. А потому, когда они утверждают, что дело в расе, вероятно, дело именно в ней? Не говори: «Я не различаю цветов», потому что, если ты цветов не различаешь, тебе стоит показаться врачу, а когда по телевизору показывают подозреваемого преступника и он черный, ты видишь лишь размытую лилово-серо-беловатую фигуру. Не говори: «Устал я уже от разговоров о расах» или «Единственная раса — человечество». Черные американцы тоже устали от разговоров о расе. Им бы в радость их не вести. Но всякая херня продолжает случаться. Не предваряй свой ответ словами: «У меня в лучших друзьях черный», потому что какая разница и кому какое дело, у тебя может быть лучший друг черный, а ты при этом все равно творишь расистскую херню, да и вообще, может, это вранье — то, что он «лучший», а не то, что «друг». Не говори, что твой дед был мексиканцем и ты поэтому не можешь быть расистом (приглашаю почитать про это побольше в посте «Объединенной лиги угнетенных не существует»). Не вспоминай страдания своих ирландских прапредков. Разумеется, они огребли будь здоров от традиционной Америки. Как и итальянцы. Как и выходцы из Восточной Европы. Но существовала иерархия. Сто лет назад белые этносы терпеть не могли, когда их терпеть не могут, но это еще куда ни шло: черные были ниже их в пирамиде. Не говори, что твой дед был крепостным в России, когда тут было рабство, потому что значение имеет лишь одно: ты — американец, а быть американцем означает огрести все кучно, и американские активы, и американские долги, а Джим Кроу