Американец - [65]

Винсент улыбнулся.

– Mum is…^[30] – протрещал он.

Автоматическая дверь снова зашуршала, Лео поднял глаза и увидел ее. С усталым видом она катила тележку с чемоданами и крутила головой, разыскивая сына в толпе. Время ее пощадило, только отшлифовало некогда округлые изгибы: заострился подбородок, вытянулась шея, похудели руки, резче обозначились скулы. Страдание вуалью легло на ее смуглую, лучащуюся светом фигурку.

Взгляд Мии встретился с взглядом мужа.

Оба почувствовали себя так, словно перенеслись на подмостки провинциального театрика и оказались внутри прозрачной сферы, которая отсекала шумы и удерживала на почтительном расстоянии людей, обращала их в неодушевленные предметы, приглушала и низводила до базовой палитры цвета. Это было похоже на предобморочное состояние, но они оставались в сознании, похоже на головокружение от хаотичного движения теней, но темнота их не поглощала.

Миа улыбнулась ему.

Лео улыбнулся в ответ. А парнишка между ними впервые за двенадцать лет понял, каково это – чувствовать себя заблудшей душой. Потому что в один миг он перестал ей быть.

* * *

– Он открывает глаза и осматривается. Поцелуи, шепот:

– Просыпайся, давай займемся любовью. Его жена выскальзывает из комнаты в коридор и прислушивается. Спит как убитый, говорит она. Возвращается, закрывает дверь и запирает ее на ключ.

– Иди сюда, – повторяет он, – иди ко мне.

Она подходит ближе, под распахнутым халатом голый живот. Он притягивает ее к себе, сжимает бедра, целует низ живота. Халат падает на пол.

– Ты сможешь меня простить?

Ее глаза непроницаемы, они стали такими от безвыходности.

– Время еще есть, у нас вся жизнь впереди.

Молчание. Только пульсируют их тела. Наконец, он решается.

– Ты уверена, – спрашивает он, – ты точно этого хочешь?

– Или они, или мы, – отвечает она. – Или ты один возвращаешься назад, или мы идем дальше вместе.

Он указывает в сторону двери.

– А если он нас возненавидит?

– Он поймет.

– А если не поймет? Пуэрто-Рико – бедная страна, там у него не будет таких возможностей, как в Америке.

– Он поймет. Не бывает любви без прощения.

Они переглядываются.

– Ты нарисовал карту? – спрашивает она.

Он кивает.

– Хорошо. – Она скрывается под одеялом. – А теперь займемся любовью.

А дальше только поцелуи и вздохи, дрожь и ласки, слова и сигареты. И слезы.

Когда на рассвете их сморит сон, от раны, которую нанесла разлука длиной в двенадцать лет, останется только шрам.

Он никогда не исчезнет, но боль утихнет.

Последний друг

2014–…

Эта книга задается вопросом, почему заблудшие люди порой становятся куда более достойными личностями, чем те, кто никогда не сбивался с пути.

Нельсон Олгрен

После двадцати одного года молчания Американец вновь проявился в моей жизни – на желтом стикере, прилепленном на дверцу холодильника.

Тебя искал какой-то Лео, сказал, твой старый друг. Он оставил свой номер. Увидимся вечером, целую.

Эмма

P. S. Кто такой Лео?

Конечно, проще всего ответить его собственными словами про старого друга, но это избитое словосочетание не может передать, как много значил для меня Лео, а может, и я для него.

Обмен стикерами – одно из наших с Эммой любимых занятий. Хотя мы встречаемся уже год, наши отношения еще на той начальной стадии, когда не приходится заполнять пустоту от ушедшей страсти, пересказывая друг другу в мельчайших подробностях свой день: где был, куда пойдешь, с кем обедал, что ел. Несколько недель назад Эмма перебралась ко мне. Я продолжаю прививать себе полезные привычки, например регулярно бегать. Когда я вернулся в Неаполь, моей первой мыслью было снять офис с видом на море.

Каждый новый день, который отделяет меня от прошлого, действует как чудодейственный коктейль из обезболивающего с успокоительным. Крах моего брака с Ребеккой постепенно становится всего лишь воспоминанием, равно как и тот ад, из которого я сумел выбраться благодаря проверенному средству – возвращению домой. Ради этого мне пришлось уступить близнецов матери и пополнить ряды отцов, которые проводят с детьми каждый второй уикенд. Я основал небольшую консалтинговую компанию, специализирующуюся на вопросах экологии, и по будням загружаю себя работой. Иногда по вечерам я навещаю маму, и после ужина она составляет мой гороскоп. Об отце мы никогда не говорим, да и что бы мы могли сказать?

Меня спасают выходные, которые я провожу в Милане с близнецами. Мы часто бываем на свежем воздухе, потому что улица кажется мне единственным подходящим местом для взросления. Мне с ними хорошо, они в том возрасте, когда все вызывает у них любопытство. Старший (тот, что на минуту раньше вышел из чрева Ребекки) обожает паркур, младший рисует. Мы ходим по музеям, гуляем в парках, бродим без всякой цели. Пользуясь своим сходством, они меняются ролями, мнениями и поводами для жалоб.

– Папа, у меня ноги болят, – хнычет один.

– А у меня нет, – говорит второй.

– Пожалуйста, давай отдохнем.

– Идем дальше!

Прохожие нам улыбаются. Хотя у них темная кожа, они на меня похожи. Мы забавно смотримся вместе. Мы шагаем до тех пор, пока у того, кто хотел идти дальше, не начинают болеть ноги, зато тот, кто хотел отдохнуть, рвется вперед.