Американец - [5]

Все шло своим чередом, пока несколько месяцев спустя по телевизору не показали передачу про жертв землетрясения 1980 года, ютящихся по баракам в Понтичелли, в полуразрушенных школах в Испанских кварталах и большей частью в парке Каподимонте. Одна из главных городских достопримечательностей, сокрушался ведущий, в прошлом королевский сад, превратилась в самую настоящую свалку. На экране скреперы рыли землю, а полицейские разгоняли оккупантов.

Нана оцепенела.

Зачем вообще она написала ту статью, ведь ее гороскоп ясно предупреждал: «Транзит Меркурия не сулит ничего хорошего, он может внести путаницу в мысли и осложнить общение с другими людьми». Теперь этих бедолаг вышвырнули на улицу, и им некуда идти. Зачем писать, если кто угодно может присвоить твои слова и использовать их во зло? С бюллетенем было покончено. «Гороскоп от Анны» тоже прекратил свое существование. Даже Джорджо не удалось ее переубедить, а мой отец выступил в своем репертуаре:

– Нана, не говори глупостей. Ты всерьез думаешь, что телевизионщики читали твою статью? Ты вообще знаешь, куда деваются экземпляры бюллетеня? Этот Клуб – шайка проходимцев, которые сидят на шее у банка.

Никто не понимал ее мучений и непреходящего чувства вины. До сих пор Анна старалась проживать свою жизнь и соприкасаться с чужими судьбами, оставаясь незамеченной. Она не считала себя сильной или особенно предприимчивой. Пока росла, вела себя как хорошая дочь, прилежно училась, потом нашла мужчину, в тени которого можно было укрыться. В 1968 году ей исполнилось восемнадцать лет. Она сделала все, чтобы суета внешнего мира ее не коснулась. Произвела на свет сына. Не говорила ни слова поперек, не капризничала, всегда была хорошо одета, ни с кем не враждовала, что мало кому удается. Она предполагала, что все женщины устроены одинаково, но не знала этого наверняка. Только раз, всего лишь один раз она поддалась искушению честолюбием. И дело кончилось катастрофой.

Между фарисеями был некто, именем Никодим, один из начальников Иудейских.

Он пришел к Иисусу ночью и сказал Ему: […] как может человек родиться, будучи стар? неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?

Иисус отвечал: истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие.

Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух.

Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: «должно вам родиться свыше».

Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа^[3].

Несколько месяцев спустя, во время проповеди дона Карло – нового приходского священника, которого епархия не слишком жаловала из-за его прогрессивных взглядов, – мама узнала, что прихожане открыли столовую для бездомных. По словам падре, после «безжалостного выдворения», показанного по телевизору, эти бедолаги появились на улицах и нашего квартала, и столовая стала ответом добра на царящее в мире зло, ибо Дух Божий витает везде и всегда.

Дон Карло вряд ли читал ее статью, но Анна все равно чувствовала, что эти слова обращены к ней, равно как и взгляды всех людей, толпившихся между церковными скамьями. К ней, самой презренной из фарисеев, относились их шепот и бормотание.

На следующий день – в самом начале солнечного июня – она встретила меня после уроков и попросила сходить с ней кое-куда. Я не стал задавать лишних вопросов. Мы прошли по крутой и извилистой виа Понти Росси, которая соединяла развалины римского акведука с парком Каподимонте – «лесом», как его все называли, – мимо нас проносились машины, обдавая потоками раскаленного воздуха и оглушая своим ревом.

Вскоре мы добрались до невысокого здания, на первый взгляд заброшенного, вошли во двор и спустились по лестнице в полуподвал, где стоял густой запах стряпни. Недалеко от входа за пластиковыми столами сидели какие-то люди и равнодушно нас разглядывали. Одни доедали свой обед, другие дремали, подперев голову рукой. Здесь царила звенящая тишина. Мне стало страшно. Я повернулся к маме и с величайшим изумлением увидел в ее глазах прежнее оживление – такой она обычно возвращалась из редакции бюллетеня.

Она обратилась к бородатому типу, который выглядел не таким подавленным, как остальные:

– Кто здесь главный?

Узловатым указательным пальцем он ткнул в сторону кухни, откуда как раз вышла женщина в заляпанном фартуке, ее лицо показалось нам смутно знакомым. Она напевала старую неаполитанскую песню, но, когда заметила нас, запнулась.

– Добрый день, – нарочито церемонно поздоровалась она. – Чем я могу вам помочь? – Она заправила волосы под чепчик и внимательно посмотрела на нас. Вдруг я понял, что это Эстер, мама Лео. Американка. – Вы ведь живете на третьем этаже, верно? – спросила она у мамы.

– А вы на четвертом… – Повисло молчание. Они обменялись смущенными взглядами. – Я хочу предложить вам свою помощь, – пробормотала мама.

Американка развязала передник и набросила его на вешалку.

– Помощь всегда кстати, – сказала она. – Новость разлетелась, и к нам теперь приходят со всего города. Нужны люди, умеющие быстро разливать суп по тарелкам.