Американец - [128]

— А, понимаю! — воскликнул Ньюмен. — Вы готовы на все ради памяти отца! — и он засмеялся, как смеялся, когда его что-то сильно забавляло — беззвучно, с сомкнутыми губами.

Но преисполненный важности и серьезности месье де Беллегард даже бровью не повел.

— У отца осталось несколько близких друзей, для которых известие о столь… столь… э… неблаговидно инспирированном измышлении было бы настоящим ударом. Даже если бы мы, допустим, воспользовавшись медицинскими свидетельствами, точно установили, что рассудок отца помутился под воздействием лихорадки. Il en resterait quelque chose.[160] В лучшем случае это бросит на отца тень, скверную тень.

— Не беспокойтесь о медицинских свидетельствах, — сказал Ньюмен. — Оставьте в покое докторов, и они оставят в покое вас. Не стану скрывать: я у врачей ничего не запрашивал.

Ньюмену почудилось, будто на лице месье де Беллегарда, похожем на бесцветную маску, мелькнуло выражение, позволяющее думать, что это известие было для маркиза крайне отрадным. Впрочем, может статься, это Ньюмену только показалось, так как маркиз величаво продолжал развивать свои доказательства.

— Вот, например, мадам д’Отревиль, — сказал он, — которую вы упомянули вчера. Не представляю себе, что могло бы потрясти ее больше.

— А я, знаете ли, вполне готов потрясти мадам д’Отревиль. Это входит в мои планы. Я предполагаю потрясти еще множество людей.

С минуту месье де Беллегард изучал строчку на тыльной стороне своей перчатки. Потом, не поднимая головы, сказал:

— Мы не предлагаем вам деньги. Мы находим, что это бесполезно.

Ньюмен отвернулся, сделал несколько шагов по комнате, потом снова подошел к маркизу.

— А что вы мне предлагаете? Насколько я могу судить, щедрости можно ожидать только от меня.

Маркиз опустил руки по швам и чуть поднял голову.

— Мы предлагаем вам воздержаться от нанесения подлого удара по памяти человека, который, хотя и не был лишен недостатков, лично вам ничего плохого не сделал. Иными словами, мы предлагаем вам шанс, который не оставил бы без внимания джентльмен.

— На это можно выставить два возражения, — ответил Ньюмен. — Во-первых, о так называемом шансе, который вы мне предлагаете, — вы же не считаете меня джентльменом — это ваш главный довод против меня. Не стоит обыгрывать один и тот же принцип на разные лады. А во-вторых… одним словом, вы просто несете чушь!

Мы уже говорили, что Ньюмен даже в самом сильном раздражении оставался верен некоему идеалу, в соответствии с которым он не разрешал себе говорить грубости, поэтому он сразу пожалел о резкости своих слов. Но тут же убедился, что маркиз отнесся к ним гораздо спокойнее, чем можно было ожидать. Месье де Беллегард, как и подобает важному послу, в роли которого он все еще выступал, продолжал игнорировать выпады своего противника. Он рассматривал позолоченную завитушку на противоположной стене, а потом перевел взгляд на Ньюмена, словно тот тоже был причудливым капризом отделки в вульгарном убранстве комнаты.

— Надеюсь, вы понимаете, что вам-то самому это все не на пользу.

— Что вы хотите сказать? Что значит «не на пользу»?

— Совершенно ясно, что вы подведете прежде всего себя. Но я так полагаю, это тоже входит в ваши планы. Вы собираетесь забросать нас грязью и считаете или, во всяком случае, надеетесь, что какая-то грязь к нам прилипнет. Однако мы превосходно знаем, что этого, разумеется, не получится, — покровительственным тоном стал объяснять маркиз. — Но вы рискуете и, по-видимому, готовы всем показать, что у вас у самого руки в грязи.

— Прекрасные метафоры, особенно первая, — сказал Ньюмен. — Я действительно рискую ради того, чтобы к вам что-то прилипло. А что до моих рук, то они чисты: я касался этого грязного дела лишь кончиками пальцев.

Месье де Беллегард некоторое время рассматривал внутренность своей шляпы.

— Все наши друзья целиком на нашей стороне, — сказал он. — Они поступили бы так же, как мы.

— Я поверю в это, когда они сами мне об этом скажут. А пока позвольте мне придерживаться более высокого мнения о человеческой природе.

Маркиз снова уставился в свою шляпу.

— Мадам де Сентре была чрезвычайно привязана к отцу. Если бы она знала о существовании этих нескольких запечатленных на бумаге слов, которыми вы намерены столь скандально воспользоваться, она гордо потребовала бы от вас передать записку ей и уничтожила бы ее, не читая.

— Вполне возможно, — ответил Ньюмен. — Но она не узнает. Вчера я побывал в монастыре и представляю, каково ей сейчас. Упаси нас, Господи, оказаться на ее месте! Вам нетрудно догадаться, убедило ли меня это посещение быть к вам снисходительней.

По-видимому, больше месье де Беллегарду было нечего предложить, но он продолжал стоять, элегантный и недвижный, как человек, уверенный, что само его присутствие является убедительным аргументом в споре. Ньюмен наблюдал за ним и, хотя ни на секунду не забывал о своих намерениях, ощущал нелепое добросердечное стремление помочь маркизу уйти достойно.

— Предложите что-нибудь сами, — сказал маркиз.

— Верните мне мадам де Сентре — верните такой, какой вы ее у меня отняли.

Месье де Беллегард откинул назад голову, и его бледное лицо вспыхнуло.