Америка глазами заблудшего туриста - [52]

— Как поживаешь, парень?

— Не так уж плохо, — вежливо ответил я.

— Как тебе здесь нравится? — продолжал рассматривать меня лектор.

— Нравится. Особенно озеро, — дал я понять, что не стоит тратить на меня время.

— А ты откуда, парень? — не отставал лектор.

— Из Бруклина, — честно ответил я.

Как будто ты не знаешь! — подумал я.

— Нет, в Америку откуда ты приехал? — копал учитель.

— Русский, — ответил я, не вдаваясь в административно-территориальные подробности.

— Действительно?! — наигранно удивился лектор, — ну и как тебе наша идея?

— Я пока затрудняюсь судить о вашей идее. Но вижу: многие люди вокруг этого нашли своё место под солнцем. Если они действительно счастливы, то это здорово, — уклончиво ответил я.

— Конечно же, они счастливы. Все эти люди обрели новую, истинную, семью и смысл жизни, — завёлся лектор, почуяв иронию в моём ответе.

— Возможно это так. Только какая необходимость утверждать, что Преподобный Отец — Мессия, Господь Второго Пришествия? Такое утверждение, по-моему, излишне и преждевременно.

— А вот время покажет! — пообещал мне лектор. — А что тебе самому нравится у нас, кроме озера? Как тебе, всё-таки, наша идея? — не унимался зануда-лектор.

— Ну, я должен вам объяснить, что русские по-своему воспринимают идеи о всеобщем счастье.

— Объясни! — явно заинтересовался он.

— Там, откуда я прибыл, людям с самого рождения вдалбливали Единственно Верную Идею, гарантирующую всеобщее счастье на Земле. Методы внедрения этой идеи, и воспитания — самые разные. Лагеря применялись также широко, и не только летние. Многих сомневающихся просто уничтожили физически, а многих, просто достали по жизни! Поэтому, у нас теперь несколько настороженное отношение ко всему Единственно Верному. Вы уж извините. Сомнение заложено в нас генетически. Во всяком случае, таково моё личное восприятие. Возможно, с новым поколением, поколением пепси-колы, будет легче иметь дело.

— Очень интересно! Я всё-таки, надеюсь, ты пока остаешься с нами? — оптимистично и осторожно закончил он беседу и оставил меня в покое.

Лекции о всеобщей любви разбавлялись закусками, купанием в озере и хоровым пением. Перешли к художественной самодеятельности. Кто-то из массовиков-затейников свёл меня с соотечественником Виталием и настоятельно попросил подготовить и исполнить для всех что-нибудь русское. Озадачили!

Посовещавшись с ним, мы остановились на мудрой народной песне, про милого, отъезжающего в край далекий… Который, при всём своём желании, не может взять с собой подругу… По многим причинам…

Совместными усилиями вспомнили слова песни и подтвердили свою готовность выступить с номером.

Песни и танцы, представляемые людьми разных национальностей, даже в любительском исполнении вызвали у всех присутствующих живой интерес. Эти, очень различные, музыкальные и танцевальные представления здорово иллюстрировали колорит собравшихся здесь национальностей. Аудитория зрителей значительно возросла по сравнению с лекционной. Присутствовал даже весь обслуживающий персонал с кухни, освобожденный от лекций.

Объявили о нашем русском номере. Мы, выйдя на сцену, сочли необходимым сделать паузу-вступление. Большая часть предшествующих выступлений была так весела, что выплеснуть на зрителей нашу песню-грусть без предупреждения — было бы просто нетактично. Мы коротко объяснили, что хотим, по мере своих способностей, исполнить старую народную, русскую песню о проблематичных человеческих отношениях. Публика притихла. К чужим проблемам в этой стране относятся настороженно. Своих достаточно! Почувствовав, что наступил подходящий момент, мы одним духом, как по стакану водки хлобыстнули, пропели-выплеснули эту грусть. Возникла короткая пауза всеобщего внимания, любопытства и недоумения. Эмоциональное содержание нашего выступления не вписывалось в общий праздник лицемерного счастья, радости и гармонии. Мы закончили. Присутствующие какой-то момент сохраняли тишину недоумения. Затем дружно зааплодировали, как впрочем, и всем другим выступавшим до нас. После аплодисментов, сразу несколько человек просили нас подробнее рассказать, о чём была эта грустная песня? Они хотели знать, по каким таким причинам, герой народной песни не может взять с собой в край далёкий любимую гёрлфренд?

Наш совместный комментарий, похоже, тронул каждого в какой-то степени. Они внимательно выслушали и снова стали аплодировать. Только теперь уже не по-американски: с выкриками одобрения, а с уважением. Или сочувствием.

Воскресенье. В течение всего дня в лагерь подъезжали люди. Чаще всего — семьи с детьми, приехавшие на своих автомобилях. Многие из них, как члены одной Семьи, в той или иной степени, знали друг друга.

Во время одного из перерывов я встретил жену Оноды с детьми. И заметил, что она хочет о чём-то поговорить со мной. Сразу после обмена приветствиями она выключила свою улыбку и перешла к вопросу, который её волновал.

— Сергей! Это правда, что ты сравниваешь нашу Семью и Идею с тоталитарными коммунистическими режимами!? А наш чудный лагерь сравнил с ГУЛагом?

Свой вопрос она выплеснула мне так эмоционально, что это привлекло внимание ещё одной женщины, находившейся рядом. Мне так не хотелось затевать какие-либо дискуссии с двумя многодетными женщинами домохозяйками! Тем более, что одна из них еще и очень беременна.