Америго - [75]

Шрифт
Интервал

Саймон недоуменно промолчал: когда об «искусстве» говорили на Корабле, то имели в виду комедии Юджина Ховарда, представления с дымом и юмор от Создателей на экране Кораблеатра. У обитателей Океана, видно, было свое понимание искусства. Начиналось оно с причальной рамы, к которой присовокупилась сфера батискафа: рама была со всех сторон увешана небольшими стеклянными шарами, наполненными шестеренками, пружинами и прочими деталями, какие имелись в самом батискафе. Эти шарики были похожи на его сувенирные копии. Саймон показал пальцем вверх:

– Это игрушки? Или сувениры?

– Ни то ни другое, – снисходительно улыбнулся мистер Раймонд. – Это – первый экспонат.

– Что?

– Экспонат. Иначе говоря, выставленный в этой Сфере предмет искусства.

– Шары?

– Вы видите только шары, мистер Спарклз?

Саймон покраснел.

– Я понимаю, что это батискафы, – пробормотал он.

– Не просто батискафы! – воскликнул главный распорядитель. – Вы должны видеть в них кое-что еще!

Саймон снова поднял глаза кверху.

– Кажется, все вместе они походят на люстру, – задумчиво сказал он. – У нас на Корабле… – И осекся.

– Люстра?

Мистер Раймонд покачал головой. Он был настолько обескуражен, что не принял во внимание последние слова экскурсанта.

– Что ж, просмотрим другие экспонаты, – произнес он наконец и решительно стукнул тростью о сечение.

Стеклянный свод над здешней парадной лестницей по всей своей длине был разрисован неправильными, своеобразными фигурами, которые нельзя было связать ни с одной существующей вещью, и странными, неописуемыми узорами без всякой закономерности. Каждый шаг наверх был достоин навечного сохранения в памяти человека. Саймон не видел среди этих рисунков того, что он видел среди звезд, того, что уже принадлежало чьей-нибудь задумке… но им, похоже, не нужны были привычные значения и очертания, они сами зарождали какой-то особый смысл, не известный ни ему, ни их создателям, ни даже, может быть, бескрайнему Океану; может, смыслов было целое множество, столько же, сколько и красок; а может, их не было вовсе, хотя Саймону не нравилась такая догадка и он старался думать об этом поменьше.

Раймонд пропускал выходы с парадной лестницы, пока они с Саймоном не добрались до верхнего сечения самого большого шара.

– Мы посетим только первую субсферу, – пояснил он. – Для остальных у нас, увы, не хватит времени. Но вы непременно побываете там позднее…

Преодолев последнюю стеклянную ступень, они повернули направо и занялись исследованием сечений. Здесь уже появилось немалое число мужчин и женщин в желтых, бирюзовых, лиловых костюмах самых различных фасонов. «Есть ли у них какой-нибудь Праздник? – подумал тут Саймон. – Как же они выглядят в праздники?» Удивительно, но вся местная палитра нисколько не раздражала глаз, напротив, от нее становилось приятно и светло, несмотря на близость сумрачного Океана, и внутренность шара – а вернее сказать, субсферы – обретала благодаря ей весьма гостеприимный вид. Люди говорили не повышая голоса, и медленный стук каблуков по стеклу почти не действовал на слух.

Экспонаты со стороны Океана были вставлены в прозрачно-сияющую стену шара. Экспонаты со стороны второй субсферы красовались на полочках из тончайшего стекла.

– Стекло не ломается? – спросил Саймон.

– Внутри Сферы Искусства А – только стекло Избавителей, а лучшей гарантии нельзя себе и представить, – не без гордости в тоне поведал ему главный распорядитель. Саймон пожал плечами.

Неспешными шагами они оба передвигались вдоль кольца сечения. Мистер Раймонд перехватывал свою трость посередке, указывал ею на экспонаты и давал краткие объяснения для экскурсанта.

– Прямо над нами закреплены многочисленные фигуры океанских животных и растений, выполненные из свинцового и калиевого стекла выдувным способом, разработанным Избавителями. Нам известны далеко не все виды подводных организмов, поэтому большинство фигур, которые вы найдете здесь – произведение вымысла… чем, собственно, и является в той или иной мере любой предмет искусства. Обратите внимание на сторону океана: живописные миниатюры, отражающие знаменитые легенды Океании-А, а также резные гравюры, передающие взгляды мастеров на будущее города. Кто-то из них считает, что нашим новым источником энергии станет подводный вулкан. Как демонстрирует следующая работа, мы скоро будем поглощены огромной акулой! Кое-кто должен был изрядно наглотаться стеклянной пыли! Но все же это – искусство, и разве не для того Избавители нашли нам этот приют, чтобы мы могли свободно мыслить и производить вымысел?..

– А это кто? – полюбопытствовал Саймон, замерев перед одной из полочек с разноцветными фигурками людей.

– Избавители, – прямо ответил Раймонд. – И в то же время не они. Мы не знаем, как они выглядели на самом деле, и отдаем себе в этом отчет. Однако наши мастера наделили их множеством лиц, так что подобных экспонатов в этой Сфере предостаточно. Это одна из наиболее интересных тем.

– Избавители – это кто-то вроде Создателей? – уточнил наконец Саймон.

Мистер Раймонд неопределенно хмыкнул и вдруг улыбнулся.

– Странно, что вам пришло на ум именно такое слово, – сказал он. – В строгом смысле они ничего не создали. Создание – это по части уважаемого мистера Фатома, он умеет создавать видимость упорной работы.


Рекомендуем почитать
История прозы в описаниях Земли

«Надо уезжать – но куда? Надо оставаться – но где найти место?» Мировые катаклизмы последних лет сформировали у многих из нас чувство реальной и трансцендентальной бездомности и заставили переосмыслить наше отношение к пространству и географии. Книга Станислава Снытко «История прозы в описаниях Земли» – художественное исследование новых временных и пространственных условий, хроника изоляции и одновременно попытка приоткрыть дверь в замкнутое сознание. Пристанищем одиночки, утратившего чувство дома, здесь становятся литература и история: он странствует через кроличьи норы в самой их ткани и примеряет на себя самый разный опыт.


Четыре месяца темноты

Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.


Айзек и яйцо

МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.


Замки

Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.


Холмы, освещенные солнцем

«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.


Ты очень мне нравишься. Переписка 1995-1996

Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.