Америго - [10]

Он едва не завопил от огорчения, но сопротивляться, к счастью для них обоих, все же не стал. Бестия напоследок выругалась на своем наречии, а затем чрезвычайно быстро удалилась – и в этот раз даже не хрустнула ветка. Элли еще переждала минуту и выглянула.

– Мы свободны, – сказала она и отняла руку. Мальчик, однако, не шевелился. – Ну что ты?

«Мама… Что, если бы победили меня? А если меня можно победить, значит, я ничем не лучше злодея?» – подумал Уильям.

За это его крепко щелкнули по носу.

– Он ушел! А ты вовсе не такой трус, ясно?

Уильям нехотя вылез из ямы, стараясь не смотреть на свои чулки.

– Кто это был? – спросил он у Элли.

– Не знаю! Я его еще не видела. Я от него всегда бегаю. Но он приходит только ночью. Больше не придет. Наверно… Ты не думай о нем, ладно?

Она тихо защелкала языком и запыхтела, как горячий чайник. Это звучало так странно и непривычно для человека, что Уильям даже стал испуганно озираться – не подкрался ли к ним какой-нибудь другой злющий зверь? Глядя на него, Элли прикрыла рукой рот, стараясь не хихикать, но не выдержала и фыркнула себе в ладошку. На все эти звуки низенький куст отозвался беспокойным ропотом, и немного спустя перед ними появилась метла… то есть это было что-то похожее на косматую метлу, которую Уильям видел у парикмахерши фрау Барбойц, только без длинного деревянного черенка. Метла повертела какой-то неровной выпуклой пуговицей (это был нос), фыркнула почти как Элли, но не от смеха, а, по-видимому, от негодования, и засеменила в сторону поросшего высокой травой оврага, по пути тараторя что-то почти человеческим голосом.

– Кто это… что это? – округлив глаза, спросил Уильям.

– Дикобраз. Я сказала ему, что он вредный, – гордо объяснила девочка. – Потому что так и есть. Я не вру. Он только фырчит и жалуется!

Но Уильям пропустил все это мимо ушей.

– Пушистое, – сказал он и кинулся вслед за зверьком. Не успел он догнать его, как метла внезапно раскрылась и стала веером; безобидное на вид существо в один миг сделалось большущей колючкой, замерло и как-то напружинилось всеми иглами. Уильям норовил уж схватить его, но лесная девочка взбежала на покатую каменную глыбу и прыгнула сверху прямо ему на спину с такой силой, что он перевернулся вверх тормашками, и дикобраз махнул мимо них.

– Что ты все дерешься! – проворчал он, подбирая цветы, уцелевшие чудом.

– Глупый! Иголки!

– Он колется? Я подержать только. Что такого?

– Этого так не поймаешь, – уверенно заявила Элли. – Его надо выследить… а я умею выслеживать. Хотя он все равно не дается. Он просто бояка. Меня он вот тут проткнул, гляди, – показала она на свою ладонь.

Уж этого Уильям никак не ожидал услышать.

– Прямо насквозь? – спросил он и даже стиснул кулаки на всякий случай. Одно дело ободрать локоть или разбить колено, но ведь насквозь – это самая настоящая рана! Сколько должно быть крови! На память пришел Крюк – чудовищная Тень, колоссальный ящер, который нашел свою смерть меж отвесных стен ущелья, в висячей деревне, упав грудью на опорный столб разрушенной платформы. (И это, кстати говоря, – часть одной из самых интересных историй, подаренных человеку Создателями!)

– Не вытащишь потом! – сказала Элли, изображая это как-то нелепо, отчаянно дергая рукой. – Уж лучше его не цапать.

И этот новый опасный зверь, уже юркнувший куда-то на дно овражка, без конца поддакивал ей из своего укрытия смешным голосом, словно мамина подружка – маме.

К тому времени, как небо над деревьями похорошело и залилось первой предрассветной краской, дурные предчувствия успели изрядно сотрясти Уильяма. Они с Элли как раз присели отдохнуть на ствол поваленной пихты; девочка начинала клевать носом, но все еще стойко продолжала рассказ о том, как однажды видела в этой части Леса редкого барсука с черной полоской посередине лба.

– Мне надо возвращаться, – неуверенно сказал Уильям.

– Ты меня совсем не слушаешь, – обиженно протянула девочка, но потом, зевнув, сказала: – Хотя это правда, я с тобой уже заболталась.

– Если я не вернусь до того, как они придут сюда… – добавил Уильям и задумался. – Будет плохо. Я и так рассердил учителя. И мама! Что теперь скажет мама! И цветы…

На него разом налетело столько тревог, что он не мог понять, какой из них нужно уделить внимание. И увидел ирисы. Они лежали рядом, из букетика рассыпавшись в шесть или семь вислоухих голов. Цветы не спали; без слов они корили его, что он бесстыдно носил их с собой всю ночь, так и не сделав то, для чего был послан обратно в Лес. А Элли посапывала с другого боку, мало-помалу заваливаясь на его плечо.

– Цветы, – твердил мальчик, – я должен вернуть их. На место.

– Какое место? – сквозь сон пробормотала Элли. – Я знаю всякие места… и все-все тебе покажу. Там есть пролески и водосборы… еще ветреницы.

– Ирисы! – громко сказал Уильям. – Я должен вернуть ирисы!

Элли мгновенно проснулась – и все поняла.

– Не бросай их здесь, не бросай! – пронзительно закричала она. – Они погибнут, если ты оставишь их здесь!

– Но меня же и в самом деле съедят, если я…

– Неправда! – оборвала она его. – Ты врун, но ты совсем-совсем не трус! Возьми их с собой, так будет лучше.