Амелия. Сердце в изгнании - [4]

До этого дня Амелия ни за что не осмелилась бы с такой нежностью думать об императрице как о женщине. Находясь вдали от Австрии, она представляла себя подругой блистательной Елизаветы Виттельсбах, в шестнадцать с половиной лет вступившей в брак с Францем Иосифом. Она даже находила удовольствие в том, чтобы мысленно называть Сисси прозвищем, придуманным самой императрицей в присутствии Амелии, – «малышка Сисси из Поссенхофена» – и представлять, как она скачет на лошади во весь опор и ее роскошные волосы развеваются на ветру.

Мария Валерия рассказала Амелии несколько забавных историй о юности своей матери и фантазиях баварского дедушки, герцога Максимилиана. Они были очень близки, оба увлекались верховой ездой и превыше всего ставили независимость. Случалось так, что они, решив следовать за странствующим цирком, на несколько дней отлучались из Поссенхофена.

«Сисси не была счастлива при дворе. Она чувствовала себя изолированной, оторванной от семьи, а ее свекровь, эрцгерцогиня София, препятствовала тому, чтобы Сисси самостоятельно занималась воспитанием своих детей, во всяком случае, первых троих. Именно поэтому госпожа так искренне и нежно любит Марию Валерию…»

Фиакр остановился перед отелем «Ле Мерис», положив конец размышлениям Амелии. Впечатляющий вид этого заведения и роскошный интерьер вновь привели баронессу фон Файрлик в замешательство.

– Я не заслуживаю ничего из этого, – сказала она Марии Фештетич. – Все мое состояние – это драгоценности матери, четыре платья и одно манто. Признаюсь, мне очень неловко.

– Я выполняю указания ее величества, мое дорогое дитя.

– В таком случае я вынуждена повиноваться, – пошутила Амелия. – Откровенно говоря, я хотела бы сразу же лечь в постель. Путешествие утомило меня, и у меня совсем нет аппетита.

– Делайте так, как посчитаете нужным. Могу ли я поделиться с вами своим наблюдением, баронесса?

– Естественно.

– Отсутствие у вас любопытства удивляет меня. Вы не задали мне ни единого вопроса, ни о том, куда мы направляемся, ни о том, кто будет заботиться о вас.

– Я полностью полагаюсь на выбор императрицы. И я уверена в том, что она все устроила наилучшим образом. Завтра у нас будет время это обсудить.

– Хорошо, отдыхайте. Мне не терпится прогуляться с вами по Парижу, Амелия. Мы далеко от императорского двора, поэтому… могу ли я вас так называть?

– Я буду очень этому рада.

Женщины попрощались, склонившись в легком реверансе. Очутившись наконец в одиночестве в своем номере, который, однако, был соединен с номером Марии Фештетич, молодая женщина присела на край кровати и дала волю слезам.

Несмотря на облегчение, которое она испытала, избежав позора и порицания двора, где все обязаны были следовать строжайшим правилам, Амелия отдала бы десять лет жизни, чтобы вновь увидеть Карла, прикоснуться к его щеке, сжать его руки. Ей было больно вспоминать, каким он был при жизни, со свежим цветом лица и ослепительной улыбкой. Ее мучило неотступное отвратительное видение: его стройное, обездвиженное смертью тело, его невозмутимое восковое лицо.

– Боже мой, Карл, любовь моя, почему я потеряла тебя, почему? Я ношу твоего ребенка, но, увы, у меня, несомненно, не будет права ни воспитать его, ни обрести в нем тебя.

Амелия долго плакала. Будущее ребенка, которого она произведет на свет грядущей зимой, представлялось ей весьма туманным.

2 На пути в край виноградников

На следующий день, сад Тюильри

Мария Фештетич и Амелия спокойным шагом прогуливались вдоль берега одного из водоемов в саду Тюильри. Ласковое апрельское солнышко расцвечивало воду фонтана всеми цветами радуги, воздух был свеж, слышались детский смех и щебетание птиц. Молодые женщины любовались многочисленными статуями, украшающими газоны, элегантной архитектурой оранжереи[5].

– Вам нравится Париж? – любезно поинтересовалась Мария.

– В Париже нет ничего, чему могла бы позавидовать Вена: у нас есть великолепные сады, столь же величественные дворцы. Но признаю: в этом городе царит особая атмосфера, ему присущ какой-то иной шарм, – ответила Амелия.

– Ваши красивые глаза все еще покрасневшие, баронесса. Вы плакали…

– Да, часть ночи я проплакала, у меня нет причин скрывать это от вас. Однако этим утром я чувствую себя лучше, не беспокойтесь. Я должна быть мужественной, тем самым выражая свою благодарность ее величеству. И, безусловно, вам.

– Императрица будет довольна, когда я передам ей ваши слова. А сейчас пойдемте завтракать. Сегодня во второй половине дня мы наймем фиакр, чтобы вблизи полюбоваться знаменитой башней господина Эйфеля.

– Завтра мне придется попрощаться с вами. Дальше мне предстоит путешествовать самостоятельно. Вы сказали, что мой поезд отходит от Орлеанского вокзала…

– Совершенно верно. Я запишу вам название станции, на которой вам нужно будет выйти. Маркиза де Латур лично будет встречать вас на вокзале. Она так счастлива принять вас!

Терзаемая сильным беспокойством, Амелия присела на скамейку. Она, сжав руки в черных кружевных перчатках, вцепилась пальцами в ручку зонтика.

– Настало время дать волю моему любопытству, – сказала она. – Проснувшись, я стала задаваться вопросами. Каким образом ее величество завязала знакомства во Франции? Мне известно, что наша императрица часто путешествует, но когда нам случалось поболтать с Марией Валерией, она рассказывала мне о поездках в Париж, главным образом о нескольких неделях, проведенных в одном из поместий Нормандии, когда ей было семь лет. Врачи рекомендовали ей дышать морским воздухом.