Амбивалентность - [7]

А там, за окном, непогоды хмельной эскапада.

Тепло обнимает мою невеликую клеть,

От брёвен звенящих сосновая сила струится.

Когда бы случилось мне здесь, не дай Бог, помереть,

Хотелось бы вновь саламандрой на свет народиться.

Кружиться в огне, каждый раз упиваясь теплом

И пляской беспечной, омывшись огня языками…

А бабочка чёрная смело летит напролом

В открытую печь, распознав светозарное пламя…

Метелица

Освистаны ветром её белоснежная маска,

Её альбиносы-пажи и карета-сугроб.

А ей не впервой танцевать на ветру враспояску,

Бросая ему снег охапками колкими в лоб.

А ей хоть бы что уговоры вести себя тише,

Она и в мажоре, не только в миноре, споёт

И на веера ледяные узоров надышит,

И каждого гостя своей белизной приберёт.

Шутница-старуха, забывшая подлинность страха,

Ей смерть так знакома, как ветру знакома пурга…

Смешалась земля с небесами от резкого маха

Неистовой бездны, пославшей над миром снега…

Снежное

Белый пепел сгоревшего неба

Засыпает песок,

Знобкий ветер — проворная небыль —

Быстрорук, быстроног.

День часы погружает в серозность

Неулыбчивой мглы,

И воронья заметней нервозность,

И чернее стволы

На побеленном снегом просторе.

Разберёзилась ширь….

И висит на колодезном створе

Околевший мизгирь.

Странная ночь

Сухая кровь Луны, осыпав двор,

Кантату дня окончила дуэлью

Негромких звуков, их нестройный хор

С вороньим криком замер. Чёрной елью,

Как копиём, пронизан небосвод,

Тень от неё свалилась за сараем…

А там, вверху, змеится хоровод

Созвездий — эхом, отголоском рая,

Где лев ходил за девой, как щенок,

Где на весах — лишь совесть разновесом…

Туман свернулся змеем возле ног,

И ветер по траве запрыгал бесом.

Вошла спираль галактики в зенит,

Её сиянье выстудило полночь,

Внутри которой чёрный свет дрожит

И разъедает время, будто щёлочь.

Сумерки

Смеркается, плывёт лиловый дым,

Ткёт из травы осенней гобелены

Тихоня-ветер, мир неразделим,

Его приметы слитны и нетленны.

Вон там, на горке, купол золотой,

Он каплей мёда стынет над полями

И наполняет нежностью святой

Осенний воздух. Чёрными долями

К реке сползают борозды, они

Склон расчертили, как меридианы…

А сердце звук задумчивый роднит

С землёй и небом, он глухой и пьяный,

Он словно ветра песнь, ворчанье гроз,

Он с колокольни белой, будто птица

Слетает вниз, где наледью мороз

Сковал речную тёмную водицу.

И этот звук из меди и огня,

И эта даль в лиловом ореоле,

Впитав друг друга, выбрали меня

Писать об их невыплаканной доле.

Что я могу, — мой голос тих и слаб.

Моя любовь, земля моя родная,

Твой долог путь, ничтожен Божий раб,

И сумерки сгущаются, не тая.

Банный день

День растаял, как сон золотой,

Не успел догореть и устало

Растворился, и стал на постой

Серый сумрак, как будто забрало

Опустилось на солнечный лик.

В небе вызрели, вспенились тучи,

Погасив замечтавшийся блик,

Золотивший листвяную кучу…

В бане пахнет янтарной смолой,

Пар клубится, и муха проснулась.

Кипяток расшумелся крутой…

Хорошо, будто лето вернулось…

В размягчённых костях ломота,

Нежно льнёт к голове полотенце…

Где-то в дальней дали суета

Отпустила, избавила сердце

От своих разговоров пустых,

От шумов, — разрушителей слуха…

Только вечность вокруг, словно пух —

Моё тело, да мечется муха…

На дворе ни туман, ни снега, —

Белый воздух, сухой и студёный,

А в избе — чай с малиной, перга,

И тарелка брусники мочёной.

«Диаспора моя невелика…»

Диаспора моя невелика:

Вон там три ёлки с гнутыми стволами,

Берёз пяток, студёная река,

Калина, дуб и тучка-оригами.

Я здесь своя от крика до глотка

Воздушного бездумного пространства, —

Заложница последнего рывка,

Как эталон любви и постоянства.

Мой мир велик: из точки отправной

Он вырос до могучего простора

Души моей, без роздыха больной

От вечного нездешнего раздора.

Мне радость доставалась нелегко,

Я миг её улыбкой величаю,

От боли снова ухожу рывком

И вместе с тучкой в белом небе таю…

«Блистательна, сиятельна, вельможна…»

Блистательна, сиятельна, вельможна,

Зима во всей красе идёт на бал.

Она по льду ступает осторожно,

Что для неё морозец изваял.

Она нисходит в пустоши земные,

И кринолины хрусткие, шурша,

Повсюду оставляют кружевные,

Игольчатые памятки… Дыша

На стёкла окон изморозью дымной

И облик бледный отражая в них,

Изящно шлейф развешивает длинный

На крышах, трубах и ветвях пустых.

Она кружится в вальсе безутешном,

И компаньонки — стужа, да метель

Подносят ей дары свои неспешно,

Как дорогой фиал, где налит хмель.

«Пронзительно, отчаянно, тревожно…»

Пронзительно, отчаянно, тревожно

Вновь сиверко неясытью свистит.

Разбойно рвёт железо и безбожно

Снаружи перед окнами дурит.

То кинется ломать кусты сирени,

То можжевельник, словно ветку, гнёт,

То, раскидав намокшие поленья,

На пряслах плети хмеля заплетёт.

Ему бы всё смешать в одно мгновенье,

Ему бы перепутать все пути,

Он с силой первобытного броженья

Стремится в мире хаос навести.

А здесь, в дому, где штиль и пахнет мёдом,

Сушёными грибами и травой,

Цветут-алеют под кирпичным сводом

Живые маки лавы огневой.

Трещат в печи воспоминанья сосен

О жизни прежней, ласковых ветрах…

Ах, позднее глухое время — осень,

И непогоды бешеный размах!

«Чертог небесный полон откровений…»

Чертог небесный полон откровений,

Распахнут вширь, под шёпот дальних звёзд

Он. как сосуд Господних разумений,