Амбивалентность - [6]

Его объятья нежные легки.

Там, в городе грохочущем и диком,

Его никто не любит так, как я.

Опять цветёт на окнах повилика,

Брильянтовыми искрами маня.

Опять волшебной праздничной игрою

Под лунным светом радует, блескуч,

Пушистый белый полог. Землю кроет,

Спешит, летя стремительно из туч,

Кружится в вальсе белого молчанья

Хранитель и радетель вещих снов.

Сиятельный знакомец мирозданья

Укрыть закут мой бережно готов,

Чтоб я наутро утонула в пене

С избушкой вместе, как под колпаком,

И заспалась, забылась бы от лени,

Укутав плечи бабкиным платком.

«Ходит ветер по крыше…»

Ходит ветер по крыше,

Резок он и угрюм.

То в окно мне задышит,

Полон каверзных дум,

То метнётся, дичая,

Снег поднимет, бранясь,

И его распашная

Свитка — чистая бязь —

То заплещет крылами,

То накроет прогон,

Словно белое пламя,

Словно праведный сон.

Ветер, ветер, безумец,

Мне твой норов знаком.

Из простуженных улиц

Вырываясь рывком

И опять возвращаясь,

Ты не знаешь преград,

Гонишь снежную замесь

То вперёд, то назад,

Словно в игры играя,

Или мстя наперёд

Нелюбезному краю,

Где позёмка живёт.

«Учусь у снега быть сильней тепла, —…»

Учусь у снега быть сильней тепла, —

При плюсовых эмоциях не таять.

Меж ним и мной двойная гладь стекла,

Но он в себе мою хоронит память…

Снежинок рой летит, как нежный сон,

И всё вокруг становится безгласным.

И нет ни низа с верхом, ни сторон,

Всё — только бесконечность. И напрасным

Окажется увещеванье дня,

Что он лишь в череде один из сотен.

Мне снег и проповедник, и родня,

И друг любезный, что душе угоден.

Учусь его встречать без суеты,

Не прятаться от холода в страданье.

У снега есть знакомые черты

Моей зимы и есть её мерцанье.

К нему я без боязни выхожу,

В его объятьях утонуть — блаженство.

О чистоте я по нему сужу,

Я по нему равняю совершенство…

Но почему он не выносит слёз,

Их выстудить ему — такая малость?

Ты таешь, снег, ведь это не всерьёз?

В живой ладони лишь вода осталась…

Метаморфозы

«Серебряные сны, прелестные мечты, —…»

Серебряные сны, прелестные мечты, —

У святочных недель знаменья ненаучны.

Метелица летит, как ангел красоты,

Выравнивая даль задумчиво-беззвучно.

По мне бела-зима соткала саван свой,

Он крыльями укрыл мои былые раны,

И сердца стук затих под хладной пеленой,

И взор объял легко небесные поляны.

И в святочных краях, где грусти места нет,

Я буду гостевать до самого Крещенья,

И пусть приснится мне небесный чистый свет,

Луч Истины святой, души преодоленье.

Пусть будет наяву не больно, не грешно

И дальше жить со всем, что не даёт покоя…

Пусть носится метель в шубейке распашной,

Чаруя белизной, над миром, надо мною…

«Когда сойдутся числа и знаменья…»

Когда сойдутся числа и знаменья,

В тот час огнём задышит небосвод,

Из недр земных послышится бурленье,

И лава с гор в долины потечёт.

И всё, что было создано веками,

И всё, что напласталось в наши дни,

Исчезнет под застывшими слоями,

Как ни бывало. Хаосу сродни

Возникнет мир из пепла и осколков,

Он будет нов, на прежний не похож.

Возможно, будет в нём не много толка,

Но царствовать в нём перестанет ложь.

Трава взрастёт сквозь поры грязевые,

А горизонт за лесом пропадёт,

Дожди пройдут над миром проливные,

И где-то снова ляжет прочный лёд.

А человек, — его прискорбна участь, —

Уже теперь дичает этот вид.

Жил на Земле, от колыбели мучась,

И вёл себя, как злостный паразит.

Но есть на свете мера и расплата,

Как есть всему начало и конец.

Ведь было нам предсказано когда-то

В огне найти бесславия венец…

Какой-нибудь моллюск головоногий

Через земные миллионы лет

Освоит эти долы и отроги,

Не зная, сколько здесь гнездилось бед,

Как жизнь бурлила, мчась без остановки,

И кровь текла людская, что вода…

Он выползёт из вод на сушу ловко

И будет пред собратьями — звезда…

Опять спиралью выгнется пространство,

Другая жизнь заступит в свой черёд,

И солнца свет с завидным постоянством

На мир земной, сияя, потечёт.

Медвежий угол

Сине-сизыми лапами ели

Держат снежный пушистый навес.

Превратились в сосульки капели.

На задах замер призраком лес.

Под ногами сминаются, хрустки,

Мириады волшебных миров,

И сугроба творожные сгустки

Принакрыли поленницу дров.

Этот угол медвежий неласков, —

Резкий ветер, морозный припой,

А на окнах сурьмяные баски…

Волчий слышится изредка вой,

Ходит по двору ночью лисица,

Оставляя повсюду следы.

Ищет рыжая, чем поживиться…

Из колодца студёной воды

Набираю под ворота скрипы,

Расчищаю лопатой тропу,

И ловлю прямо в шиворот с липы

Снежный ком, словно мяч, на лету.

Сине-сизые кружатся ели

Вдоль ограды усадьбы моей,

Сторожа гололёд и метели,

Становясь всё белей и белей…

Зима

Бесноватая, злая, несносная

Всё смешала, ослепнув во мгле,

Белый снег наметала торосами,

И в своём необъятном котле

Зелья вновь наварила морозного,

Всех вокруг без разбору поя,

Заоконье расцветила звёздами,

Серебром забросала поля.

И сама раздобрела, — румянами

Подмахнула наутро снега

И ветрами взлохматила рьяными

Одинокие в пойме стога.

Саламандра

Свои заполошные песни мурлычет огонь,

И в ритме звучанья на щепах кружит саламандра.

А время идёт и течёт, и бежит посолонь,

Сливаясь в пространстве с мистической пляской меандра.

Опять холодает, а нам-то в избе — не печаль,

Одна только спичка, да пара поленьев — отрада…

Заслонка печная — граница, а вьюшка — печать,