Амбивалентность - [11]

Тулилось к божнице свечой,

Когда меня губы палили,

Когда моя грудь горячо

Вздымалась под ласковым грузом?

Где был твой забывчивый зрак?

Сознанья нецепкие узы

Тебя не искали никак,

Беги — не беги от удушья,

От дрожи, агонии тел…

А утром — твои ль полукружья,

Твоя ли у глаз моих тень?

Настроение и нестроение

«Пускай мне будет хуже на чужбине…»

Пускай мне будет хуже на чужбине

Без этой жуткой, гибельной страны.

Тут страшно жить, тут кровь по венам стынет,

А люди только в деньги влюблены.

Взывать нет смысла к ненадёжным чувствам.

Пусты глаза, разрежены сердца.

Больны литература и искусство,

И выхолощен разум до конца.

Чудовищны желания, деянья,

Земля людей? Людского не видать.

Россия, ты — безмерного страданья

И крохоборства преданная мать.

Твои дороги устланы костями

И алой кровью политы поля.

Как раболепна ты перед гостями!

Но пред своими, что тебя моля

О снисхожденье, маются до гроба,

Жестока ты и властна не в пример.

Тобой владеют дураки, да снобы,

Чей предводитель от рожденья сер.

Он говорит и сам себе не верит,

Его глаза и лживы, и жадны.

Своими удовольствиями мерит

Простор державы он, и неравны

История великая и слякоть

Душонки ненасытной! Ей под стать

Лишь воровать, да о народе «плакать»,

Гноить его, да недра продавать.

Пускай мне будет хуже на чужбине,

Хочу забыть весь ужас и разор,

Что я узнала с детства и доныне,

Пока ещё души горит костёр,

Пока ещё не умерло желанье

Познать глубины мудрости земной,

Пока ещё тревожит состраданье

К тебе, Россия, дом холодный мой.

Плач по арбузу

Я пробую мгновения на вкус,

Они солоноваты и прозрачны.

Вот на столе разрезанный арбуз,

А на скамейке котик в паре фрачной.

Снаружи ходит ветер по двору,

То дверь рванёт, то сдуру дровню рушит…

Я нож с фигурной ручкою беру,

Крушу арбуз и распаляю душу.

Есть у мгновений привкус октября,

И страстность лета им не по карману,

Они со мной нелепости творят

И напускают к вечеру туману.

Поймать самой мгновение в стакан

Мне удаётся только «для блезира».

Мой котик в чёрной паре сыт и пьян,

А пол-арбуза — половина мира.

Снаружи ветер стылый гомонит,

Стучит в окно кленовой веткой голой…

Мгновенье щёку глянцем бороздит,

Летя солёной чистой каплей к полу.

Моё бессмертие

Меня ль, бастарда с порченою кровью,

Понять сиротам завтрашнего дня?

Объять пыталась вас своей любовью,

Но вы не дотянулись до меня.

Вы так хотели быть весомей тверди,

Вы так стремились заслонить закон,

Что я вас вычла из себя, проверьте,

Как неприятный, неприличный сон.

Что мне в зачёт, — года мои? Не знаю.

Я вижу всё на уровне вранья.

И знает Святый Бог, я вас прощаю,

Пусть вы не дотянулись до меня.

Ваш визг не нов, а добродетель лжива,

И мне забыть вас — не такой уж труд.

Ах, Боже мой, ведь жизнь — совсем не диво,

Лишь смолкнут бесы, — ангелы поют!

Пою и я не в унисон, не в ноту,

Но мне не в кайф стремиться вровень быть

Со всеми вами, кто нашёл охоту

Плыть по теченью. Вас похоронить

Не тяжек труд в душе моей, поверьте.

Там много вешек за недолгий век.

Мы все живём за пять минут до смерти,

И только так бессмертен человек!

Мысли вслух

Мне просторы её не наскучат,

От красот не замылится глаз,

Но сограждане сучат и сучат,

А в Москве поселился Кавказ.

Песнопения слышатся в храмах,

Говорят, возрожденье грядёт,

Только много ли совести в хамах,

Что без устали грабят народ?

Бога нынче и в храмах забыли, —

Лишь коммерция движет прогресс.

Меньше в войнах людей перебили,

Чем корыстный сразил интерес.

Сталось нынче неладное что-то

С нашей некогда славной страной,

Наш чиновник страшнее Пол Пота

И силён он не только казной,

Но хранит круговая порука

Воровское его естество.

Может запросто каждая сука

Жить в России одним воровством.

Труд у нас много лет не в почёте,

Говорильня браваде сродни.

Наши думские дяди и тёти

Вновь считают свои трудодни.

Наплевать им на честь и на совесть, —

Саранчой обескровили Русь.

Это старая-старая повесть,

Я бояр обсуждать не берусь,

Только мне бы ружьё или яду…

Как просторы у нас хороши!

Здесь и вправду иного не надо,

Лишь покоя для грешной души!

«Вы знаете, как гулок дом пустой…»

Вы знаете, как гулок дом пустой,

Где эхо шорох превращает в топот?

Там призрак тлена пущен на постой,

И стены драпируют пыль и копоть.

Там умирает дух иных времён,

Он погребает под пластами грязи

Дыханье тех, кто жил и был влюблён,

Кто здесь сухой цветок оставил в вазе,

Кто здесь игрушку детскую забыл,

Пластинку, чашку с выщербленным краем…

Сюда ОН сумку с хлебом приносил,

Гнездо своё ОНА считала раем

И мыла, и готовила, могла

Крутиться в этой заводи часами…

Но ВЕЧНОСТЬ всех теченьем унесла,

И меряет усталыми шагами

Углы покоев,

где угасший свет

В пыли лучом не выхватит мерцанья

Любимых глаз,

где жизни больше нет,

И не спасут уже ничьи старанья.

«Хочу, чтоб целовали руки…»

Хочу, чтоб целовали руки,

А не совали в рёбра нож!

Меня бы к Богу на поруки,

Да где же святости найдёшь?

От восклицаний до вопросов,

От смеха — к плачу и слезам…

Вот с этой жизни много ль спросу?

За дверью пропасть ли, Сезам?

Мы все тут мухи на булавках,

Куда ни дёрнись, всюду мрак.

И вышел прошлый век в отставку,

Ан, вновь — то пуля, то тесак.

Одних желаний, видно, мало,

Хоть, говорят, желать легко.

Я, было, планы набросала —

Опять попала в «молоко».

Какое к чёрту обожанье,

Я ненавижу скотский рёв.