Амбарцумян - [25]

Амазасп Асатурович писал: «Я всегда непоколебимо пребывал в той уверенности, что величайшим двигателем в направлении совершенствования ориентации в мире явлений в человеческом развитии служил язык, своим происхождением связанный с развитием функций психофизиологической системы. Язык сыграл величайшую роль на путях расхождения человеческого развития от развития дарвинистического мира и положил начало действию в жизни гомо сапиенса — закона дивергенции (расхождения признаков). Вторым, по своему глубокому общественному значению, фактором развития общественно-человеческой жизни и непрерывно-организующей силой её движения вперёд служило и служит психическое начало, могущественно воздействующее на общественное движение человека по пути прогресса, которое называется правом вместе со своим "младшим братом" — нравственностью. Это психическое начало также является специальной функцией психофизиологической системы человека, ведущей его к всё более и более усиливающемуся приспособлению к условиям общественного бытия».

Необходимость изучения юридических и историко-филологических наук была продиктована именно этими принципиальными соображениями.

Когда Амазасп в первый раз вошёл в университет и, поднявшись на второй этаж, прошёл по длинному коридору, по одну сторону которого расположены его славные аудитории, то был подавлен гигантским впечатлением. Этот знаменитый, мощно протянутый на расстояние почти полукилометра коридор символизировал духовный путь, пройденный университетом. Расставленные в нём по стене и чинно стоявшие у дверей, ведущих в аудитории, большие, двухъярусные шкафы, полные старинных книг, бросались в глаза, как свидетели славного творческого пути. Думал ли Амазасп Асатурович, когда он впервые прошёл по знаменитому университетскому коридору, что спустя сто лет среди портретов великих учёных, украшающих коридор, будет и портрет его сына, Виктора Амазасповича Амбарцумяна?

Как он писал впоследствии: «Шествуя по этому коридору, нельзя было оторваться от подавляющего чувства, что ты находишься во владениях человеческого духа, идущего к завоеванию всего мира. Да и теперь, по прошествии целого столетия, этот дух Петербургского университета овладевает мною, когда изредка, находясь в Ленинграде, я прохожу мимо университета. А когда я слышу разговоры о великолепных зданиях, выстроенных для других университетов, у меня в голове шевелится мысль, что никакие грандиозные и великолепные сооружения не могут воспроизвести того духа, который властно царит в стенах нынешнего Ленинградского университета».

О своём кумире, профессоре Петражицком, он вспоминает так: «Первой, прослушанной мною в стенах этого университета лекцией была лекция профессора Петражицкого по теории права. О нём, как о выдающемся учёном, я слышал и раньше, но я никак не мог представить себе его таким, каким он оказался в действительности. Думая о нём, как о крупной научной величине, я воображал его человеком стройным, высокого роста, с внушительной наружностью, с могучими телодвижениями… Это представление было опровергнуто действительностью. Огромная масса слушателей, среди которых были священники, епископ, инженеры, представители гражданского населения, люди различных профессий и даже доценты и профессора того же университета, с трепетом ждала появления жреца науки. Его лекция должна была состояться в знаменитой 9-й аудитории. И вдруг, среди толпящейся массы студентов показался он, и весть о появлении профессора молниеносно озарила всех. Он вошёл в аудиторию, и громом раздались бурные аплодисменты, сопровождавшие его движение от входа до кафедры. Когда же он поднялся на неё, удвоились несмолкаемые аплодисменты, и долго ещё продолжалась овация. Перед нами стоял тощий, скромно одетый в чёрную сюртучную пару, человек среднего роста, с большой головой, с густыми рыжими усами, с расчёсанными на правильный пробор каштановыми волосами. Его выразительные умные глаза смотрели на аудиторию сквозь оригинальные очки, а лицо его отмечало суровое спокойствие. Он говорил тихо, низким тоном, медленно, риторически довольно слабо и даже некрасиво, однако в высшей степени внушительно. Он часто повторялся, тщательно отшлифовывая каждую оригинальную мысль, делая её сильно отточенной и совершенно готовой для восприятия и усвоения. Его слова, полные идейной насыщенности, могучим течением своим прямо врезывались в память и сознание слушателя. Профессор Лев Иосифович Петражицкий мыслил самостоятельно, самобытно и изумительно оригинально. Он не повторял, как иной профессор, заранее заученные шаблонные мысли. Наоборот, мышление развивалось и широко развёртывалось тут же, перед аудиторией и, развёртываясь, мощно увлекало за собой мышление слушателей. Нельзя было не видеть в этом обстоятельстве великой педагогической, преобразующей силы, развивавшейся вокруг творческой мысли, которая производила переработку обычных воззрений в гипнотизированных головах многих сотен слушателей. И нужно было видеть, как этот человек скромной наружности с величайшей простотой разрушал и творил. Его беспощадная критическая мысль, не оставляя камня на камне, разрушала старое здание общественных наук, но сурово разрушая, она созидала новое.