Амазонка бросает вызов - [12]

— Ладно, я спать пойду, — поднялась Сынён, зевая.

— Так рано? Неужели никакого позднего похода в ресторан? Ты ещё и дома ночуешь сегодня? — удивилась я, подкалывая её вслед. Сестра остановилась, соглашаясь объяснить:

— Мне завтра в обед надо быть на одном мероприятии. Я должна выспаться, встать пораньше, чтобы привести себя в порядок, сверкать и затмить всех.

— Очередной кастинг, что ли? — Сынён уже лет десять пыталась построить карьеру актрисы, но до сих пор мало что получалось. Самым её большим достижением была роль второго плана в сериале, который провалился в прокате, набрав слишком низкий рейтинг просмотров. Не по вине Сынён, конечно, а потому, что в стоящие проекты брали уже знаменитых, а она именно к этому стремилась и только шла вверх по лестнице. Чаще ей приходилось довольствоваться съёмками в рекламах одежды, косметики, еды, газированной воды, когда-то, в совсем застойный период, она снялась в ролике, прославляющем тампоны. Теперь уже возвращаться к настолько постыдным рекламам ей претило, но последняя роль, на которую её взяли — эпизод секунд в пятнадцать, — привёл её в отчаяние и депрессию, из которой она выходила с помощью череды любовных романов. Этим она заодно пыталась решить и неудачи с работой; любовниками всё больше были режиссеры, актёры, продюсеры.

— Нет, не кастинг. Одна знакомая достала мне пригласительный на закрытый кинопоказ. Там будет очень много влиятельных людей, а среди них очень влиятельный мужчина, владелец собственного издательства, кинокритик, литературный критик, сценарист, между прочим, член жюри нескольких кинопремий. Или одной… не важно!

— И ты думаешь, что такой, явно умный, эрудированный, занудный мужик клюнет только на внешность?

— Сказали, что он любит выпить. А когда выпьет, то заводит себе новую любовницу. Если мне повезёт, то я застану его нетрезвым, и завлеку в свои сети.

— Теперь ты перешла на алкоголиков?

— Не алкоголик, а любитель дегустации, — поправила меня Сынён и ушла спать. Я поняла, что она уже подготовилась к тому, чтобы очаровать своего перспективного кавалера. Надеюсь, ему хотя бы меньше пятидесяти?

Едва оказавшись наедине с самой собой в зале, я поняла, что фантазии, которые я попросила свалить подальше, меня не послушались, и образовались снова, тут как тут, здравствуйте. Итак, кого же это я так не вижу рядом с собой в роли жениха? Не вижу, и видеть не хочу! Я прошипела сама на себя, топнув ногой, как будто мои никчемные, непозволительные мечты, которым я не позволяю формироваться в нечто законченное, надоедливый кот, и его можно прогнать громким «кыш!». Чжихё вышла из спальни, где укладывалась Сынён, и подошла ко мне.

— Ты тоже есть не хочешь? — Судя по всему, наша старшая «вечно на диете» сестра отказалась.

— Я бы выпила чаю. Впрочем, можно и перекусить.

Мы пришли на кухню и, набрав сладостей из шкафа и дождавшись кипения воды, уселись за столом. Чжихё не была помешана на весе, у неё были женственные выпуклые формы, в которые всё и откладывалось: в задницу и грудь. Я слишком много двигалась, чтобы переживать о подобном. Так что, гурмана в семье было два, а Сынён регулярно выпадала из компании обжор. Чжихё успела переодеться в домашнюю пижаму, роль которой выполнял кигуруми единорога.

— Я чего хотела спросить, — без прелюдии начала я. Чжихё остановила на мне свой круглый и невинный взгляд, держа в ладошках кружку. — Ты же встречалась до Намджуна с Богомом, — сестра слушала, не зная, нужно ли что-то добавить? Я продолжила: — Достаточно долго встречалась, почти полгода, кажется? — «Угу» — пробормотала Чжихё, без энтузиазма вспоминавшая о своём неудачном предыдущем ухажере. — Тебе не хотелось с ним перейти к чему-то… ну… взрослому? — Чжихё покраснела, задумавшись. — Я знаю, такие неловкие темы у нас только Сынён может обсуждать без запинок, но я знаю, что сейчас ты поймёшь меня лучше.

— Ты влюбилась?

— Нет, — очень быстро ответила я. Поставила чашку. Закрыла глаза и откинула голову назад. — Не думаю. Не знаю. Не хочу я влюбляться, Хё! Но один урод постоянно вращается в моих мозгах, а поскольку у нас с ним куча общих знакомых, то избавиться и забыть — не вариант.

— Почему ты говоришь, что он урод?

— Моральный. У него ужасная репутация. Все знают, что он бабник и легкомысленный эгоист.

— У Богома не было ужасной репутации, и… — Чжихё отставила чай и решилась: — Мне, действительно, много раз хотелось с ним перейти к «взрослому», дойти до конца. И он очень красиво ухаживал, Чонён, ты же знаешь. Я была много раз согласна на его предложения, но что-то останавливало. Я не слышала о нём никаких сплетен, но что-то в сердце подсказывало, что не тот это человек, что нельзя ему доверять. И оказалась права, он был гулякой и чёрт знает кем! Главное ведь, Чонён, саму себя не обманывать. Желания — они очень громкие, они заглушают разум, но надо вовремя к нему прислушаться. Ты сама-то что думаешь, что чувствуешь к этому… уроду?

— Я? Я по лбу ему треснуть хочу, чтобы не выпендривался, и рылом своим не крутил так самоуверенно.

— Он тебя бесит?

— Ещё как!

— Тревожный признак, точно любовью пахнет.