Амаркорд - [21]

Синьор Амедео провожает их взглядом. Он задержался, чтобы переговорить с привратником.

— Мне кажется, ему лучше.

— Не то слово! Он более чем нормален, — отвечает привратник.

Синьора Амедео эти слова явно радуют. Он поворачивается, чтобы уйти, но, вдруг спохватившись, шарит в кармане и протягивает привратнику сигару.

Холмистый пейзаж. Зеленые и желтые склоны густо поросли дроком. Холмы, напоминающие больших спящих слонов, кажутся выросшими среди долины по мановению волшебной палочки. А вдоль дороги пестреют голубые калиточки, увитые розами; маленькие цветущие розы карабкаются вверх по столбам ворот или по натянутой проволоке. Залитая солнцем дорога, петляя меж холмов, плавно уходит вверх.

Бобо опять устроился рядом с кучером. В пролетке дядя Лео, отец, мать, дедушка. В ногах у них, прислонившись спиной к дверце, примостился младший брат Бобо.

У Лео на коленях пакетик, привезенный Мирандой. Он с жадностью, но аккуратно ест пирожное. Оглядев брата, отца, Миранду, он говорит, как будто только сию минуту понял это:

— Все вы очень хорошо выглядите, просто очень. И ты, Миранда, тоже. Да и я прекрасно себя чувствую… можно сказать, гораздо лучше.

Затем, указывая на белеющую в глубине кипарисовой аллеи церковь, спрашивает у Миранды:

— А что, жив еще дон Паццалья?

— Да он уж лет десять как умер!

— Как?! Он ведь еще в прошлом году был жив! — растерянно восклицает Лео.

— То был дон Ремиджо.

— А что, разве дон Ремиджо тоже умер?

— Нет, дон Ремиджо жив.

— Так вот, я и говорю… Я видел его в прошлом году. Он шел и нес куда-то цветочный горшок. Кто его знает, куда он шел?..

Амедео внимательно и с улыбкой наблюдает за братом. Тот весь расслабился, но взгляд по-прежнему острый, проницательный. Дедушке жарко. Он беспрерывно вытирает лоб платком. Время от времени он снимает серую соломенную шляпу и проводит платком по взмокшей лысине, потом снова надевает шляпу. И вдруг говорит:

— Когда Лео было лет восемь, он был умнее всех. Ты уж меня прости, Амедео, но голова у него была такая светлая, не то что у тебя. Ох и умен же был, черт меня подери!

Отец Бобо добродушно кивает.

— Что верно, то верно! Кто ж с этим спорит.

— Ведь ему ничего не стоило мессу отслужить: он знал латинские слова «доминус… доминус» и еще «вобиско»…[13] Ты помнишь, Лео, как ты служил мессу?

Лео на мгновение задумывается, припоминая. Потом качает головой: нет, не помнит. И вновь принимается за пирожные.

Бобо на облучке совсем извертелся. Все ему любопытно: и то, что видит он в долине, и то, что происходит во дворах крестьянских домов, и то, что летает в небе.

И всякий раз он с воодушевлением оборачивается к сидящим в пролетке.

— Дядюшка, ты видел, какие розы? Дядя Лео, смотри, отсюда уже видно море!

Только усядется и через минуту вновь вскакивает и, обернувшись, спрашивает:

— Папа, можно я буду править лошадью?

— Нет.

— Ну папа, для чего же я здесь сижу?! Пожалуйста, разреши мне взять вожжи!

— Нет! — решительно говорит отец и с улыбкой добавляет: — Наверно, это был бы первый случай, когда лошадью правит осел!

Лео забыл о пирожных. Он не отрывает взгляда от колеса пролетки. Даже немного наклонился вперед, чтобы удобнее было следить за мельканием колесных спиц, которые, вращаясь, словно сливаются.

Сидящая рядом Миранда вдруг замечает, что карман пиджака у Лео оттопырен.

— Лео, что у тебя в кармане?

Он оборачивается к ней и отвечает по-детски серьезно:

— Камни.

Затем и в самом деле достает из кармана пригоршню камней и показывает их отцу и брату.

— Но зачем ты таскаешь их в кармане? Они же тяжелые…

— Они мне нравятся.

Он произносит это очень уверенно. И снова опускает камни в карман, приводя в замешательство синьора Амедео, видящего в этой причуде один из явных признаков душевной болезни. Амедео тут же спешит как-то развеять возникшее у всех неприятное впечатление.

— А помнишь, Лео, как нас с тобой однажды заперли на кладбище?

Лео тотчас же утвердительно кивает.

— Мы держались за руки, и ты ревел.

— Молодец! У тебя память получше, чем у меня. А ведь нам было тогда лет восемь.

Он хватает брата за руки и сжимает их в порыве родственных чувств. А Лео с довольным видом продолжает вспоминать:

— Я тебе говорил: «Давай свистеть, чтоб не было так страшно».

— Папа, а вы видели блуждающие огни? — спрашивает братишка Бобо.

— Какие там блуждающие огни! Ведь мы от испуга себя не помнили!..

Бобо свешивается с высокого облучка.

— Папа, небось вы со страху полные штаны наложили?

— А ты, дорогой мой, веди себя прилично, не то…

Дедушка поднимает руку и кричит:

— Эй, Мадонна!

Извозчик оборачивается.

— Стой! Тпру!

— Что случилось? — спрашивает Амедео.

Лео уже привстал. За него отвечает Миранда:

— Лео хочет сойти. Ему надо.

Лео слезает. За ним дедушка.

— Пойду и я отолью.

Дядюшка Лео переходит на другую сторону дороги. Озирается, выбирая укромное местечко. Старик тоже сходит с дороги и останавливается у края оврага в нескольких шагах от сына.

Амедео тем временем беседует с извозчиком.

— Славная у тебя лошадка, право, славная. Сколько ей?

Мадонна знает про свою лошадь все, что можно знать о лошади, и готов говорить о ней часами.

— Три года и два месяца. У нее один только недостаток: не выносит паровозного гудка. А мне, черт подери, приходится целыми днями торчать у вокзала, чтоб поймать седока. Что тут поделаешь? Каждый раз, как загудит поезд, кидаюсь к ней и держу под уздцы!