Амалия и генералиссимус - [24]

В доме, с удовольствием ступая по прохладному дереву пола, я переоделась в свою боевую одежду из брезента, с карманами и всем прочим. И Мануэл, который с почетом размещался так же, как и я, в доме (а не в каменном сарае для слуг), в комнатке справа от входа, вывел мне к порогу блиставшего чистотой черного монстра.

Он обожал его.

Может быть, Мануэлу просто нравилось каждое утро мыть и полировать что-то такое, пахнущее газолином и смазкой.

Кстати, а не поехать ли чуть побыстрее, попробовав заодно пару тех штук, которые показал мне Лим — человек Бока?

Скорость. У меня все усиливалось странное чувство, что события несутся очень быстро, вот только я этого пока не ощущаю.

Это были очень старые ковры, неприлично потертые, ими были обиты все стены вокруг. На полу тоже лежало что-то мягкое — типа войлока. И по этому войлоку змеились провода, в палец толщиной, в матерчатой оплетке. В центре комнаты (вообще-то чердака обычного китайского дома на Хай-стрит) стоял стол, над которым нависала вешалка для одежды. Поперек вешалки была примотана веревками толстая бамбуковая удочка, один конец которой склонялся к столу. Вдоль удочки вились опять же провода, и вели они к странному предмету — квадратному, размером с кулак, в проволочной сетке, который чуть не касался стола. И еще провода, повсюду, некоторые вели к каким-то тумблерам из черного бакелита. И весьма странные ящики вдоль стены. На некоторых из них были стеклышки, за стеклышками замерли стрелки. Электричество внушает уважение, хотя бы потому, что непонятно, что это такое.

Интереснее же всего, что оно в данном случае мое.

— Ковры я купил очень дешево, госпожа де Соза, — нервно сказал Джулиус Данкер, на вид — еще совсем подросток с типично португальским носом, стоявший у стены и следивший за моим лицом. — Просто на вес.

— А зачем они вообще нужны?

— Чтобы гасить звук, — с восторгом объяснил он. — Иначе, если упадет карандаш, то это будет слышно даже в Малакке. Голоса должны звучать мягко.

— А что, нас могут услышать и там? — удивилась я.

— Ну, вообще-то это средние волны, — непонятно объяснил он.

И что мне теперь следовало делать, в ожидании Магды? Придирчиво рассматривать эти странные предметы со стрелками и интересоваться, не слишком ли дорого он за них заплатил? А сколько — недорого?

Я присела за стол, губы мои оказались в непосредственной близости от этой толстой штуки в сетке. А, теперь понятно. Сюда говорят.

Если хочешь кем-то быть и добиться успеха — значит, надо быть кем-то еще, сформулировала я первый закон Амалии. Второго и третьего закона пока не было. Смысл тут вот в чем: инспектор Робинс — вне всяких сомнений отличный полицейский, но у него или его коллег ничего не получилось с поисками моего китайца, и именно потому, что они — полицейские и работали знакомыми методами.

И тогда вытащили из унылого уединения меня — потому, что я не работаю в полиции, потому что я — кто-то еще.

Развивая этот принцип дальше: чтобы со мной свободно говорили тут люди, мне надо быть не полицейской собакой в шелковых чулках, а опять же кем-то еще.

Когда я оказалась в странной роли человека, ищущего секреты давно забытых тайных китайских обществ в Джорджтауне полтора с лишним года назад, я выяснила, что лучше всего быть репортером, или автором очерков, газеты «Стрейтс Эхо». Потому что такой человек может задавать любые вопросы, и никого это не удивляет.

А здесь… зачем приехала через половину страны в город Куала-Лумпур некая Амалия де Соза? Потому что ведет тайное расследование? Очень плохой ответ. Хороший — это что мисс де Соза кто-то совсем другой, она начинает здесь сомнительное коммерческое предприятие, из тех, что до сего дня считались дорогостоящей забавой свихнувшихся любителей. Хотя вообще-то мое приобретение — это почти газета, только неправильная, нематериальная. И владелец ее вызывает острое любопытство, причем как раз такое, какое мне нужно. Это, в итоге — человек, который может задавать кому угодно любые вопросы про город и его обитателей, и никого это не удивит.

— Еще целых пятнадцать минут, — раздался над моим ухом низкий голос Магды.

— Боже ты мой, ты подкралась как кошка на мягких лапах!

— Ковры, — сияя улыбкой, напомнил Данкер. — И еще здесь надо закрывать дверь. Я это как раз и сделал. Чтобы в микрофон не проходили звуки улицы.

— Но мы же через полчаса задохнемся! — удивилась я.

— Конечно, — радостно согласился Данкер, энергично покивав португальским профилем. — Но иначе нельзя.

Магда начала разворачивать, шурша невесомой папиросной бумагой, принесенные пластинки, потом они с моим собратом-евразийцем принялись щелкать тумблерами и вести очень технический разговор. И откуда она все это знает? Или только делает умный вид? Я поднялась со стула.

— О, пожалуйста, пожалуйста, — запротестовала Магда. — Посиди со мной, пока я буду говорить.

— То есть как — целый час?

— Ну, пойми, моя дорогая — девушке же нужен какой-то собеседник. Я не могу играть на саксофоне в пустоте, мне нужно видеть лица тех, для кого я играю. Хоть в первый раз посиди. Поговори со мной. Иначе я растеряюсь.

Собственно, почему и нет? Владелец должен разбираться в том, как работает его дело, до мелочей.