Алый талисман - [24]

Данилыч обошел самолет, осторожно, словно боясь причинить боль, ощупывал заскорузлыми пальцами рваные раны на фюзеляже и стабилизаторе. С удивлением и даже опаской покосился на срезанный киль, вдребезги разбитое левое крыло. Вздохнул и сказал, как говорят другу в беде:

— Вот и отлетался ты, «илюха», но свое дело сделал. Не горюй, брат. Война…

Он не заметил, как скупая слеза скатилась по щеке, упав на комбинезон, где, казалось, от масла и пота ей уже не было места.

— Наташа, — обратился Данилыч к Беликовой, — как же вы изловчились дотянуть, уж тут и летать вроде бы нечему?

— А талисман помнишь? Наш алый талисман? Вот он, Данилыч, и помог.

Беликова вытащила из нагрудного кармана алую пластинку со звездочкой, прислонила ее к щеке.

— Да ну? — удивленно протянул Беднов.

— Еще как! — серьезно заверила Наташа. — Да ты сам прикинь, Данилыч: если, скажем, вера в бога — это религия. А вера в победу? Совсем другое дело!

— Вроде так, — согласился Беднов. И вдруг, вспомнив о чем-то чрезвычайно важном, сокрушенно развел руками: — Да что ж это я молчу, старый черт! Тут такое дело — Алимкин-то вернулся. Сегодня утром и пришел.

— Ой, правда? Данилыч, родной! Наташа крепко обняла Беднова.

— Правда, дочка, такими вещами не шутят. Письмо от твоего отца я просил — не дал. Сам, говорит, передам.

КОНЕЦ БУБНОВОГО ТУЗА

По дороге в штаб Дворников в подробностях рассказал о том, как проходил полет, как внезапно на их штурмовик обрушился шквальный огонь зениток, а затем атаковали шесть «мессершмиттов».

— Смотри-ка, Владимир Иванович, — обернулся к комиссару Ломовцев, — совпадение какое: ведь и Алимкина атаковала тоже шестерка, и в том же самом районе.

— Товарищ подполковник, — насторожился Георгий, — а откуда вы знаете, что Алимкина атаковала шестерка?

Ломовцев заговорщически переглянулся с Изотовым, махнул рукой:

— Эх, проговорился! Хотел тебе, Дворников, сюрприз сделать.

— Алимкин вернулся?! — радостно спросил Георгий. — Так что ж вы молчите! Вот это да! Вот это новость!

Войдя в штаб, Дворников сразу увидел Ивана. Худой и бледный, в новой, еще не прилегшей к плечам гимнастерке, он стоял в кругу офицеров штаба, рассказывая, должно быть, о своих злоключениях. Заметив Георгия, Алимкин шагнул ему навстречу. Они обнялись, похлопывая друг друга по лопаткам. Георгий, не выпуская из рук плечи друга, отодвинулся в сторону, с радостной улыбкой на лице разглядывая Ивана, словно видел впервые.

— Ну как ты?

— Я-то ничего, Жора. Жаль, Алешку угробили, гады… Посмотрел бы ты, как они там, за линией фронта, над нашим народом издеваются в оккупации… Да, а Наташа? Как она?

— Жива Наташка, — улыбнулся Георгий. — Молодчина она. Сегодня от шестерки «худых» отбились. Три завалили. Один даже ас, с бубновым тузом на борту.

— Бубновый туз?!

* * *

Георгий не успел ответить. Раздалась команда «Смирно». Все повернулись к входной двери. Мимо, козырнув на ходу, прошли комдив полковник Витрук с переводчиком, старшим лейтенантом Игониным. Они прошли в оперативный отдел, а через пять минут оттуда вышел майор Горнушкин и пригласил Алимкина и Дворникова.

За столом над картой склонились Витрук, Ломовцев и Изотов. Подойдя ближе к комдиву, Георгий заметил рядом с развернутой немецкой картой парабеллум без обоймы, летный планшет, стопку фотографий и документов.

Поняв в чем дело, Дворников бросил взгляд в дальний угол комнаты и увидел немца.

Пленный летчик сидел на стуле, смиренно положив бледные руки в синих прожилках на колени. Был он в сером мундире с тремя крестами и медалью на груди. Встретившись взглядом с Георгием и также узнав его, фашист угодливо улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы, но в водянисто-голубых глазах его застыло выражение холодной настороженности.

«А уж не молод, шакал», — с неприязнью подумал Георгий, отметив глубокие складки у рта, седые короткие волосы на прямой пробор.

Заметив вошедших летчиков, Витрук взял из рук Дворникова его планшет, где на карте красным карандашом отмечен район сосредоточения танков, сравнил отметки на немецкой карте и, глянув на офицеров, спросил:

— Ну, что скажете?

— Вроде совпадает, — предположил Ломовцев.

— Да, пожалуй, — согласился Горнушкин. — Мы с оперативным отделом изучим и доложим вам, товарищ комдив.

— Изучать некогда, товарищ майор, — жестковато остановил его Витрук. — Вы думаете, танки нас будут там, под Борисовкой, ждать? Да они наверняка предпримут маневр, если уже не предприняли. — И, переведя взгляд на немца, позвал его: — Ком!

Тот пружинисто встал и, подойдя к столу, остановился напротив комдива, щелкнул каблуками и, на немецкий манер, коротко вскинул подбородок.

— Пусть сядет, — обратился Витрук к переводчику Игонину, нетерпеливо поглядывая на часы. — Скажите, чтоб отвечал быстро и точно.

Старший лейтенант перевел приказание, и немец, выслушав его, деловито кивнул головой и уселся за стол, с любопытством поглядывая на Золотую Звезду Героя на груди сухолицего, скуластого русского полковника. Витрук, перехватив его взгляд, указал на медаль фашиста. На оловянисто-тусклом диске изображены каска и граната, полукругом надпись: «Винтер вег нах Остен, 1941» — «Зимняя дорога на восток».