Алый талисман - [15]
— Прихвати и стрелка, есть важное дело. Втроем они уселись на сложенные за капониром ящики из-под снарядов, развернули планшеты.
— Дело такое, товарищ старший лейтенант, — начал комполка, постукивая пальцем по целлулоиду планшета, — комдив приказал срочно вылететь на разведку в район Борисовки, где, по предварительным данным, сосредоточены крупные резервы танков. Оттуда они прут и на Прохоровку, и на позиции шестьдесят девятой армии между Липовом и Северским Донцом. Положение ее в настоящее время тяжелое, так что многое зависит от нас.
Комполка внимательно посмотрел на Алимкина.
— Ясно… Понимаю, товарищ подполковник, — с расстановкой, четко сказал Алимкин.
Батя помолчал.
— Пробьемся, — заверил Алимкин и бросил искоса взгляд на стрелка. Заметил, что и Рыжов понимал: дело им предстоит далеко не обычное.
— Значит, так, — продолжил Ломовцев, вновь обращаясь к Алимкину, — пойдешь замыкающим в первой эскадрилье, в группе Сиполса на Прохоровку. Немцы, естественно, будут заняты борьбой с основными нашими силами штурмовиков. Ты же, не доходя Прохоровки, резко отвалишь вправо и на бреющем пойдешь, огибая немецкий клин. На траверзе Ракитного — курс на юго-восток, к Борисовке. От линии фронта до нее пустяки — двадцать километров. Сопровождать тебя будет пара «яков» из полка Калинина. Вот и все, — заключил батя. — Остальное — сам знаешь. Желаю вам, сынки, удачи!
Ломовцев поднялся, пожал обоим руки и, не оборачиваясь, спешно зашагал к стоянке третьей эскадрильи: ей вылетать первой, да и Изотова нужно поторопить. Наверняка Горнушкин уже доложил Карушину об изменениях в планах, и тот поджидает комиссара, чтобы вместе обдумать план взаимодействия своих групп.
Алимкин с минуту постоял в раздумье, потом кивнул Рыжову, направляясь к самолету, на котором уже закончили все работы. Техники сидели в сторонке, молча покуривая.
Алимкин подозвал механика, распорядился так, чтоб слышали все:
— Бомбы заменить другими, горючего — под пробку! Да поживее!
Техники разом поднялись и вскоре трудились так, словно и не было двух бессонных ночей кряду. А Иван настороженно поглядывал в сторону старта, куда уже потянулась первая шестерка капитана Гарина. Седые от пыли, с темными отметинами пробоин трудяги «илы» вновь принимались за свое дело. Они пойдут туда, где жизнь и смерть сошлись на одной грани, — на Прохоровку.
«Скоро и нам», — подумал Алимкин. Он поднялся на крыло и, надев шлемофон, перебросил ногу через борт кабины. Но так и застыл: из-под плоскости вынырнул писарь Листовский, долговязый нескладный малый в очках, и протянул Ивану треугольник:
— Весточка младшему сержанту Беликовой. Может, передадите, товарищ лейтенант? — и, смутившись, пояснил: — А то третья эскадрилья уж поднялась, а мне в наряд…
— Давайте. Конечно, передам, — согласился Алимкин.
Он принял письмо, прочитал обратный адрес. В нем после «п/почта» значилось: «Н. В. Беликову». «От отца!» — обожгла радостная догадка.
— Спасибо! — улыбнулся Иван. — Обязательно передам. Жив отец ее, понимаешь!
Алимкин сел в кабину штурмовика.
Перед тем как запустить мотор, он положил письмо в левый карман гимнастерки и только после этого крикнул механику:
— От винта!
— Есть, от винта! — хрипловатым голосом отозвался тот. И, может быть, впервые острая жалость на секунду закралась в душу Ивана: «Эх, Евсеич, работаешь ты на износ. Ничего, родной, после войны отдохнешь…»
На пыльной гряде взлетной полосы один за другим уходили в дымное небо штурмовики.
Алимкин развел в стороны руки: «Убрать колодки!» — и плавно подал вперед сектор газа.
Механик стащил с головы промасленную пилотку, помахал вслед самолету. Воздух, отбрасываемый винтом, остервенело трепал его одежду и редкие волосы, высекая из глаз слезы. Но Евсеич не отворачивался, он с тревогой припоминал: все ли сделал, как надо.
Не знал он, что провожает своего «илюшу» с цифрой «12» на борту в последний полет.
…Впереди, в дыму пожарищ, показалась Прохоровка. Правее ее плотным строем шли фашистские танки. Недавний дождь сбил пелену пыли и сотни бронированных коробок — танков, штурмовых орудий и бронетранспортеров — хорошо просматривались сверху. За первой волной, на дистанции трех километров, надвигалась вторая. Нервы напряжены до предела…
— Атака! — звенит в эфире голос капитана Гарина.
Самолеты эскадрильи, разом взмыв на горку и надсадно завывая, устремились в крутое пике. Плотно закрыты бронешторки радиаторов и форточки кабин, пилоты цепко сжимают ручки управления. В прицелах все шире разрастаются серые коробки танков. Еще чуть-чуть… Пора!
Реактивные снаряды, сверкнув огненными хвостами, срываются с плоскостей и несутся в гущу стальных чудовищ. Точнее прицел — и вот сброшены противотанковые бомбы.
С боевого разворота Гарин видит, как с десяток танков и бронетранспортеров уже дымится перед позициями наших артиллеристов. В пасмурном свете дня видны частые вспышки их выстрелов.
«Держитесь, ребята!» — подбадривает Гарин. И вновь слышна его команда:
— «Байкалы», я Шестой! Заходим на повторную атаку!
— Я «Вега», — подключается властный голос со станции наведения, — бейте по правому флангу!
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.