Алый Крик - [3]

– Для каждого способа борьбы есть свой собственный танец. Овладеть арта эрес – значит, научиться находить этот танец, каким бы странным он ни был.

Я перевернулась на спину, чувствуя под собой тёплый гладкий песок. Когда женщина бросилась на меня, я подняла обе ноги на высоту её живота и выпрямила их. Разумеется, она продолжала приближаться, хватая руками воздух, и своим напором толкала меня вперёд, словно я была лопатой, которой женщина пыталась зачерпнуть пустыню.

– Второй важный урок арта эрес, малышка: не забудь посмеяться хотя бы разочек.

– Посмеяться, папуль?

– Ага. Ты многое узнаешь, наблюдая, как противники реагируют на смех. Возможно, они разозлятся и утратят бдительность. А может быть, поймут, как глупо было драться, посмеются вместе с тобой и выберут Путь Воды вместо насилия. Вот это будет настоящая победа.

– А что, если они не сделают ни того, ни другого? Мне продолжать смеяться?

– Конечно, малышка. Даже если тебя убьют, перед этим ты немного повеселишься.

И вот, я лежала на спине, а орущая безумная женщина пыталась дотянуться до меня когтистыми руками. И я смеялась – так громко, что почти заглушила её жуткие дикие вопли. Я по-прежнему сжимала шпагу, и кончик клинка вычерчивал на песке тонкую отчётливую линию. Я размышляла: если оставаться в таком положении достаточно долго, не привезёт ли меня женщина в конце концов обратно на юг, в дом, откуда я сбежала пять дней тому назад? И не получится ли из этого великолепная байка, которую можно всем рассказывать?

К сожалению, высокий мужчина поднялся на ноги и побежал за нами. Если ничего не предпринять, секунды через три он доберётся до меня…

– А какой самый важный урок, папуля?

– Что, малышка?

– Ты сказал, что смех – это второй важный урок арта эрес. Какой же первый?

Прошло полтора года с тех пор, как Дюррал начал обучать меня приёмам самозащиты аргоси, но я до сих помнила печаль в его глазах. Помнила, как он приподнял брови и страдальчески наморщил лоб. Казалось: размышляя над ответом, Дюррал испытал истинное отчаяние из-за несовершенства мира, в котором мы жили.

– Наступает момент, когда ты понимаешь, чем должен закончиться бой. Иногда это происходит сразу, а иногда нужно время, чтобы разобраться. Но как только ты поймёшь – следуй Путём Грома и наноси удары, без колебаний и без угрызений совести. Делай то, что должно быть сделано, Фериус.

Я согнула колени и упёрла левую руку в песок, сохраняя равновесие. Когда женщина ринулась вперёд, я снова вытянула ноги и откинулась на спину, так что собственная инерция моей противницы кинула её на меня. На миг она повисла в воздухе вверх ногами, а потом упала на голову. Хрустнула сломанная шея, и крики женщины затихли.

Вскочив на ноги, я сжала шпагу обеими руками и упёрлась пяткой в землю. Мужчина врезался в меня с такой силой, что, думаю, даже не заметил, как кончик шпаги вошёл ему в раззявленный рот и вышел из затылка. Это должно было прикончить его, но ничего подобного не случилось.

Я растерялась, обнаружив, какую ужасную ошибку совершила. Я полагала, что если перелом шеи стал смертельным, то уж удар шпагой в голову тем более убьёт противника. Но человеческое тело – забавная штука. Есть истории о солдатах, которым втыкали кинжал в глаз, повредив мозг, а они продолжали драться.

Шпага выскользнула из глазницы и упала на песок. Я потянулась за ней, но она была слишком далеко. Безумец лежал на мне; он клацал зубами, стараясь дотянуться до моего горла, а когда не сумел достать – попытался откусить нос. Мне всегда нравилось иметь нос, поэтому я повернула голову и заёрзала, но никак не могла скинуть с себя тяжёлое тело.

Я высвободила руки и схватила мужчину пальцами за шею, сжимая изо всех сил. Безумец даже не попытался помешать этому – просто продолжал размахивать руками, царапая мне лицо. Всё это время он безостановочно кричал. Теперь я осознала, что в этом есть некая зацикленность – как песня, которую он повторял снова и снова. Я не могла разобрать слов – по той причине, что у мужчины не было языка. Возможно, кто-то его отрезал – или безумец сам его отгрыз. Сказать было трудно.

В сущности, это не имело значения, поскольку мои руки начали слабеть. И впервые я увидела в глазах мужчины нечто похожее на радость. Всё, что осталось от его разума, жаждало увидеть, как я сдохну.

– И как быть, если ты понимаешь, что проиграл?

– Ну, разумеется, продолжать танцевать.

– Но ты сказал, что наступает момент, когда ты уже знаешь, чем закончится бой…

– Нет. Я сказал, что наступает момент, когда ты знаешь, чем он должен закончиться. Есть разница.

Дюрралу нравились такие ситуации. Те, когда я думала, будто нашла изъян в его уроке, а он терпеливо и спокойно давал мне разумный ответ.

Что до меня? Мне они нравились отнюдь не так сильно.

– Есть шанс, что ты объяснишь мне, в чём разница? – спросила я.

– Жизнь непредсказуема, малышка. Ты кидаешь кости или вытягиваешь карту из колоды. Видишь, что дела плохи, но продолжаешь танцевать – до тех пор, пока мироздание не пошлёт тебе немного удачи.

Я так и делала – боролась всё упорнее, хотя понимала, что проигрываю. Я ударила мужчину лбом в переносицу, разбив ему нос. Он не обратил на это ни малейшего внимания. Я вертелась и извивалась – и ему приходилось прилагать усилия, чтобы не дать мне вырваться. Когда мои руки слишком устали, чтобы удерживать безумца, я расслабила их и заехала локтем мужчине в лицо. Он укусил меня, оставив в моём предплечье два зуба. Я заорала от боли, но всё-таки продолжала наносить удары, продолжала двигаться – как могла. Продолжала танцевать.