Алый ангел - [33]

Желая скорее приступить к действиям, Кэм стал освобождать девушку от обрывков нижнего белья, стараясь не замечать ничего, кроме глубоких царапин и синяков, изуродовавших ее кожу. Колбурн отжал мягкую мочалку, намылил ее и стал аккуратно очищать каждую ссадину, бережно вымывая песок и грязь.

Габриель застонала и беспокойно пошевелилась. Она почувствовала нежные прикосновения Кэма, неясно разобрала его успокаивающие слова.

– Голиаф? – тихонько спросила она, а потом прошептала: – Мы оторвались от них?

Когда никто не ответил, ее ресницы задрожали. Она стала еще беспокойнее.

– Мы оторвались от них? – снова спросила Габриель, дыхание причиняло ей боль.

– Да, мы оторвались от них, – ответил Кэм.

Девушка постепенно расслабилась и не протестовала, когда Кэм обрабатывал ее раны. Под левой грудью Габриель герцог наткнулся на старый шрам. Нечто похожее было, и на бедре девушки. Обнаружив еще один шрам, подлиннее, на загоревшей лопатке, Кэм замер – осознание того, что он увидел, поразило его, словно взорвавшийся снаряд. Девушка перенесла множество повреждений, которые могли быть нанесены только острым стальным лезвием. Открытие ошарашило Кэма, и в его голове тут же возникла тысяча вопросов.

Колбурн смотрел на Габриель несколько долгих минут, касаясь пальцами свидетельства… чего? Он не мог себе представить, кто это сделал. От одной мысли, что кто-то, кто угодно, мог причинить Габриель боль, Кэму захотелось совершить убийство. И тут герцог осознал всю иронию ситуации. Кривая, саркастическая улыбка появилась на его губах.

Габриель внезапно пошевелилась и захныкала, как ребенок.

– Голиаф, пожалуйста. Мне больно. Ее голос был глухим и прерывистым. Сухие, скрипучие всхлипывания сотрясали ее узкие плечи.

Проглотив комок, появившийся в горле, Кэм подошел к сундуку возле койки и через мгновение вернулся со стаканом настойки опия, разведенной в воде.

Кэм приподнял Габриель голову и велел пить, прекрасно зная, что она слушалась только потому, что из-за своей слабости не могла понять, кто поднес стакан к ее губам. Герцог дал ей несколько минут, чтобы успокоиться, и принялся за ужасные багровые раны на ее лице.

Первое же прикосновение вызвало мучительный, грудной стон. Девушка скривилась от боли. Кэм не знал, откуда взялись у него нежные слова утешения, он даже не осознавал полностью того, что говорил. Слова слетали с его губ естественно, словно вдох и выдох.

– Все хорошо, Ангел. Я здесь. Спи. Я позабочусь о тебе. Клянусь, никто и никогда больше не обидит тебя, пока я жив.

Нежные слова и опий начали действовать. Габриель спокойно переносила манипуляции Кэма. Он быстро закончил обрабатывать раны и смазал заживляющей мазью несколько самых глубоких и воспаленных рубцов. В конце Кэм достал из сундука чистую льняную рубашку и надел ее на лежавшую без сознания девушку. Когда герцог до подбородка укрыл спящую Габриель, он вдруг осознал, что весь покрылся капельками пота.

Колбурну начали надоедать мысли, не дававшие ему покои. «Габриель де Бриенн – наживка, чтобы заманить Маскарона в ловушку, и больше ничего», – напомнил он себе. Она была его пленницей. Думать о ней в каком-либо другом качестве было безумием. Он совершил редчайшую глупость, обняв Габриель тогда, в полумраке лестницы замка Шато-Ригон, лишь для того чтобы доказать, что он и только он способен разбудить женственность, дремавшую в ней.

То, что его намерения увенчались успехом, нисколько не радовало герцога. Потому что желание совершить следующий шаг, сделать Габриель своей, познать интимную близость с ней родилось в нем, когда он почувствовал, как она поддается его поцелую.

Ах, этот поцелуй! «Забудь об этом», – предостерег себя Кэм.

Он целовал десятки женщин и мог придумать только одну причину, по которой этот поцелуй стал незабываемым, – он, Кэм, первым пробудил в Габриель де Бриенн ее женственность. Герцогу еще не приходилось быть первым ни для одной женщины. Именно эта новизна так понравилась ему. Другого объяснения быть не могло. Поскольку Габриель де Бриенн была определенно, бесспорно, неопровержимо не в его вкусе.

Всего через несколько дней они прибудут в Корнуолл. Луиза будет ждать его там. Скорее бы наступил этот день. И тогда он обретет покой. Он забудется с Луизой. Ее непревзойденное искусство любви быстро прогонит это непостижимое желание обладать такой юной, неопытной девушкой. Когда зрелое тело Луизы станет доступно ему, все мысли о Габриель легко будет подавить.

Кэм отступил на шаг и взглянул на девушку. Она выглядела такой маленькой и беспомощной. Но Колбурн знал, что, когда она проснется, в его руках окажется шипящая тигрица. Вся эта ситуация вдруг показалась Кэму невероятной. Господи, он не представлял, во что ввязывается. Оставалось надеяться, что опий еще несколько часов сможет держать Габриель в повиновении, по крайней мере, пока герцог не решит, как лучше вести себя с ней. И что делать со своими мыслями.

Прежде чем выйти из каюты, Кэм поддался еще одному импульсу. Он смахнул ореол спутанных волос с лица девушки и разложил ее локоны на подушке.

Габриель застонала, судорожно задвигав челюстями.