Алюта — воздушный слоненок - [3]

— Понятно! Конечно, понятно, — поспешил сказать Травка. — Только…

Алюта строго посмотрела на него.

Травка поскорее зажал рот рукой, потому что вспомнил, что она не позволила перебивать. А ему очень хотелось спросить, на чем же Алюта полетит на луну. Неужели на этом зонте — парашюте? Ведь парашют не может летать кверху.

Но Травка скоро перестал думать об этом. Алюта рассказывала другое, но тоже очень интересное.

Домчи меня только до Циолковска

— Вы знаете, ребята, когда я в первый раз полетела на аэроплане? Мне тогда было всего три года. Мой папка, летчик, взял меня с собой.

Мы живем всегда в Сибири. Говорят, лет сорок тому назад от нашего города Ангарогэса нужно было ехать в Москву на поезде десять дней. А теперь я долетела до вас из Сибири в три часа. Здорово?

Наш самолет возит почту и спешные грузы из Сибири в Берлин, столицу немецких Советов.

А самолет у моего папы необыкновенный. Он даже называется по-особенному — стратопланом. А почему — вы потом сами догадаетесь.

Когда я услышала в радиогазете, что будет полет на луну, думаю — полечу обязательно. Сказала ребятам в отряде, а они смеются. Тогда я стала просить папку, чтобы он позволил мне слетать на луну и обратно. До начала занятий еще дней двадцать, я как раз успею. А он говорит: — Лети, пожалуйста, ты девочка взрослая. Но кто тебя возьмет?

Я ему говорю тогда:

— Ты только домчи меня до Циолковска, откуда отправляется ракета на луну. А там посмотрим, может быть, кто-нибудь откажется лететь, а я тут как тут. А может быть, меня и так возьмут, если я попрошу хорошенько.

Папка, наверное, не поверил мне, что я действительно хочу лететь, и засмеялся.

— Ну, что же, — говорит, — лети. Только я в Циолковске не останавливаюсь и из-за тебя по дороге спускаться не буду. Хочешь, прыгай на почтовой посылке. На посылке парашют большой и тебя выдержит.

А я ему отвечаю:

— Зачем мне на посылке прыгать? У меня свой парашют есть. Ты его сам каждый раз проверяешь.

Папка говорит насмешливо:

— Ну, ладно, смотри, позвони мне с луны по телефону. И потом захвати, пожалуйста, оттуда маленького луненочка. Привезешь в школу в живой уголок — то-то будет радости младшим ребятам!

Я отлично знаю, что на луне никто не живет. Вижу, что папка дразнится, но терплю. Потому, что если с ним поссориться, то он, конечно, ни за что с собой не возьмет.

И вот сегодня мы приехали ранним утром на аэродром в нашем городе Ангарогэсе. Папин самолет нас уже дожидался. Папа проверил, много ли бензина в баках. Послушал, хорошо ли взрывается в моторах смесь воздуха и бензина, хорошо ли моторы вертят пропеллеры. Потом мы все, кто собирался в пути прыгать с самолета, надели вот такие костюмы — стратосферные скафандры — и проверили противопустотные шлемы.

— Слоновые маски! — все-таки перебил Махрютка.

Травка поправил его:

— Нет, противогазы!

— Не то и не другое, а противопустотные шлемы. Да вы слушайте дальше, или уже надоело?

— Нет, не надоело! — закричали все, и Травка громче всех. — Рассказывай, мы не будем перебивать.

А все-таки я полетела!

Моторы ревели. Папка сидел в каюте управления. Туда нельзя входить даже мне. Ноги стало подпирать полом. Это, значит, самолет отделился от земли. Самолет покачнулся, наклонился моим окошком вниз. Земля за окошком поднялась стеной и стала похожа на большую географическую карту. Река Ангара показалась на этой карте узенькой блестящей ленточкой. Громадное озеро перед плотиной нашей электростанции засветилось небольшой серебряной тарелкой с отбитым краем. А сама плотина стала величиной с подкову.

Папка поставил самолет на автоматическое управление, а сам вышел ко мне. Он накинул мне на голову противошумный телефон и сам надел такой же. По этому телефону можно разговаривать при всяком шуме. Самолет ревел всеми моторами. Пропеллеры выли, загребая воздух. Без такого телефона разговаривать во время полета нельзя. Папа спросил:

— Ты что же, все-таки не передумала? Будешь прыгать в Циолковске?

Я ответила, что конечно, буду. Тогда папа видит, что меня не переспоришь, и говорит:

— Надень, по крайней мере, запасный парашют. Мало ли что может случиться.

Я отвечаю:

— А зачем? Ты же проверял мой парашют еще сегодня утром.

В стратосфере жить нельзя

Тем временем наш самолет сам собой забирался все выше и выше. На земле уже ничего нельзя было различить. Только низко-низко под нами виднелись тучи. А сверху сияло солнце. Оно было ярче, чем на земле.

Отец вошел в кабину управления, увеличил шаг пропеллеров. Лопасти пропеллеров повернулись круче и стали больше загребать воздух. Мне показалось, что кто-то сильно вдавил меня в кресло. Это оттого, что стратоплан стал еще быстрее подниматься кверху.

Папин помощник обошел весь самолет, осмотрел окна и двери. Кабина стратоплана была закупорена так туго, что ни один пузырек воздуха не мог уйти из нее. Резина в оконных рамах сплющилась и вылезла из пазов, словно клей, когда приклеиваешь и намажешь слишком густо. Помощник включил аппараты, вырабатывающие воздух для дыхания и очищающие воздух, которым мы уже дышали.

Чем выше поднимался наш самолет, тем меньше воздуха становилось вокруг него. Воздух становился все реже. Пропеллеры завертелись быстрее. Отец пустил в ход аппараты, которые стали поддувать в моторы запасный воздух. Потом он еще увеличил шаг пропеллеров. Стратоплан рвануло вперед. Мы поднялись вверх на семнадцать километров — гораздо выше самых высоких гор. Мы пролетали по двадцать километров в минуту. Если бы мы летели над Москвой, мы пролетели бы ее скорее, чем человек вбегает по лестнице на пятый этаж. Мы летели в стратосфере.