Алые песнопения - [15]

— О'кей. О'кей. Только… только не прогоняйте меня. Вот вся правда: мне принадлежит дом в Новом Орлеане. Никакой роскоши, простое убежище, где можно отдохнуть от… от обязательств семейной жизни.

— О, наслушалась я таких баек. И чем же ты занимался в том домике?

— Развлекал.

— Естественно. Чем бы ты ещё занимался. И кого же ты развлекал?

— Мужчин. Молодых мужчин. Совершеннолетних, конечно же. Но всё равно довольно юных. И это не то, что вы подумали. Без наркотиков. Без насилия. Мы собирались и занимались… магией, — разговаривал он тихо, словно боялся, что его услышат. — Ничего серьёзного. Просто всякая чепуха, о которой я вычитал из старых книжек. Это придавало остроты.

— Но я всё ещё не услышала достойной причины тебе помочь. Ну, вёл ты тайную жизнь. Ну, умер, и теперь люди всё про тебя узнают. Ты ведь сам выложил себе такое ложе. Смирись с тем, чем ты был, и двигайся дальше.

— Нет. Вы меня неправильно поняли. Я ничего не стыжусь. Да, сперва я не признавался себе в том, что я за человек, но я примирился с собой много лет назад. Вот тогда я и купил этот дом. Срать я хотел на то, что думают люди, или что после меня останется. Я мёртв. Какое мне теперь до этого дело?

— Впервые за вечер слышу от тебя разумные слова.

— Ну, да, тут не поспоришь. Но, как я уже говорил, проблема не в этом. Мне дорог каждый миг, проведённый в том доме. Проблема в том, что я люблю и свою жену. До сих пор люблю. Я даже не пытаюсь представить, что будет, если ей всё откроется. Ведь я знаю, что её это уничтожит. Вот почему мне нужна ваша помощь. Я не хочу, чтобы она, мой лучший друг, умерла с мыслью, что не знала меня настоящего. Я не хочу, чтобы наши дети пострадали от причинённого ей горя и моих… измен. Я должен убедиться, что с ними всё будет хорошо.

— Твой рассказ почти убедил меня в том, что под кожей лжеца и юриста скрывается порядочный человек.

— То есть, вы мне поможете? — спросил Гуд, не поднимая головы.

— Я с ним поговорю.

— Когда?

— Господи, ну и нетерпелив же ты.

— Слушайте, мне очень жаль. Но с каждым часом шансы того, что Патриция — так зовут мою жену — что-то найдёт, растут. И как только это случится, начнутся расспросы.

— Ты когда умер?

— Восемь дней назад.

— Ну, если твоя обожаемая жена любит тебя так, как ты говоришь, логично будет предположить, что она скорбит и ей вовсе не до твоих бумаг.

— Скорбит, — повторил Гуд таким голосом, словно мысль о том, что его кончина могла вызвать у его жены душевную боль, пришла к нему только сейчас.

— Да, скорбит. Судя по всему, дома ты так и не побывал.

Адвокат покачал головой.

— Не смог. Боялся. И до сих пор боюсь. Боюсь того, что могу увидеть.

— Как я уже сказала, посмотрю, что можно сделать. Но никаких обещаний. Гарри — занятой человек. И уставший, хотя сам он в этом никогда не признается. Имей в виду: я пекусь о его благосостоянии так, как о своём собственном. Если дела в Новом Орлеане пойдут наперекосяк потому, что ты что-то утаил, выкладывай всё прямо сейчас, иначе толпа живых мертвецов отловит твою белоснежную шкуру и повесит её на столбе на Таймс-сквер — будешь болтаться до самого Судного дня. Понял?

— Да, мисс Пэйн.

— Карстон, для тебя просто Норма.

— Как вы?..

— Ой, да прекрати. Тебя, голожопого мертвяка, вижу, а имени, что ли, не узнаю?

— А, ну да.

— А ты думал. Значит, вот как мы поступим. Приходи завтра вечером, но не сильно поздно. Я буду не так занята. Посмотрю, получится убедить Гарри прийти или нет.

— Норма? — пробормотал Карстон.

— Да?

— Спасибо вам.

— Можешь пока не благодарить. Когда нанимаешь Гарри Д'Амура, очень часто дела… усложняются.

5

Назначенная встреча прошло довольно гладко. Мёртвый мистер Гуд дал Гарри номер камеры хранения, забитой наличкой («для расходов, о которых моему бухгалтеру лучше не знать»). Д'Амуру разрешалось брать, сколько угодно денег — средств там должно было хватить и на гонорар, и на перелёт, и на отель, и на «денежную смазку» при непредвиденных обстоятельствах. И вот Гарри уже стоит на тротуаре перед Домом Порока, убежищем Карстона Гуда.

Снаружи смотреть было не на что. Неприметная кованая калитка, рядом с которой в двенадцатифутовую[10]стену вмуровали бело-синюю керамическую плитку с номером дома. Карстон предоставил Гарри детальное описание находившихся внутри компрометирующих игрушек, но добыть ключи он оказался не в состоянии. Гарри сказал призраку, чтобы тот не волновался. Д'Амур ещё не встречал замка, которого бы не смог открыть.

Сноровка не подкачала: через десять секунд калитка отворилась, и Гарри направился к дому по извилистой, мощёной дорожке, с обеих сторон окаймлённой горшками всевозможных форм и размеров. Смесь ароматов была такой мощной, словно во дворе разбили с дюжину бутылочек с духами. Гарри заметил, что за садом Гуда уже давно никто не ухаживал. Земля осклизла от гниющих цветов, и многие растения в горшках увяли без должного внимания. Запущенность места удивила Гарри. Такой собранный человек, как Гуд, уж точно бы похлопотал, чтобы его сад смотрелся ухоженно и красиво, даже когда он не мог им любоваться. Что же случилось с садовником?

Гарри сделал ещё четыре шага и, очутившись перед парадным входом, получил ответ на свой вопрос. На дверь приколотили множество фетишей — всего тридцать с лишним: среди них было несколько прозрачных бутылочек (внутри плавали клочки чёрт знает чего) и глиняная фигурка человека, чьи член с яйцами привязали к голове умащёнными клеем нитками. Гениталии висели так, что яички могли сойти за глаза, а пенис казался торчащим, макнутым во что-то красное носом.