Алые перья стрел - [85]

– Общаемся негласно, – коротко ответила Леокадия. – Он знает, кто я, но, безусловно, выдавать меня не в его интересах. А ты с ним знаком?

– Хожу в костел по праздникам. Все ж таки католик. Пусть народ видит, что и я не без креста. Охотнее будут рыбу покупать. Скажи-ка, дочка, как у тебя с деньгами?

– Ну как! Раз наблюдал за мной, мог видеть, что живу на зарплату.

О некоторых подношениях со стороны отца Иеронима она промолчала.

– А оттуда – ни-ни?

– Вот именно. Честно говоря, я уже забывать начинаю…

– Но-но! – Могилевский кинул на нее быстрый взгляд. – Мысли эти выбрось – опасные мысли. Вот возьми-ка. Тут порядочно, надолго хватит. Но трать с умом, чтобы не бросалось в глаза. А теперь пойду, негоже рыбному торговцу засиживаться у одинокой учительницы. Крепись, дольше ждали. Проводи меня на крыльцо и при прохожих выдай полсотни…

Так они и расстались. Пятнадцать минут свидания через двенадцать лет. Когда он ушел, Леокадия заплакала: «Проклятая жизнь!»

Откровения под георгинами

Варька разыскал участкового на берегу, когда тот вытягивал на песок плоскодонку.

Младший лейтенант как был в нечищеных кирзовых сапогах, так и отправился к подполковнику. Тот поморщился:

– Что, разве уже отпала необходимость маскировать ваши визиты сюда?

– Отпала, товарищ подполковник. Так что этот тип действительно разматывал антенну, и, значит… это самое. Только его уже в поселке нет.

– Докладывайте подробно.

Айвенго доложил о Варфоломее и говорливой бабке Насте.

– Вы сами допросили бабушку?

– Никак нет. Прямо к вам.

– Продолжайте работу в данном направлении, раз уж подключились к нашему профилю. С вашим майором я договорюсь. Деликатно побеседуйте со старушкой. Интересно также, как он здоровался – по-белорусски или по-польски? А может, они и поговорить успели? Если он действительно играет под семинариста, то предпочтет польский. Впрочем, эту деталь мы уточним у преподобного настоятеля костела.

Отец Иероним встретил гостя в дверях кабинета, пахнущего свежими цветами. Раскланялись они почти изысканно. Повинуясь учтивому жесту хозяина, подполковник, одетый ради важного визита в элегантный костюм, расположился в массивном сафьяновом кресле. Ксендз уселся напротив в такое же. Был он по-домашнему в легкой чесучовой куртке и изрядно помятых полотняных брюках. Извинился за туалет: сию минуту вернулся из сада, где подрезал георгины. Их пышный букет украшал письменный стол.

– Гражданин Савицкий, – начал гость, – мне, видимо, нет необходимости рекомендоваться?

– Ни малейшей: всякий знает вас в районе. Кстати, поскольку мы беседуем в моем, а не в вашем кабинете, нам, может быть, избегнуть излишней официальности? Мне, например, известно, что вас зовут Василий Кондратьевич, и если вы позволите…

Подполковник галантно позволил и выразил готовность именовать настоятеля Иеронимом Вацлавовичем. «Если, конечно, вас не будет шокировать такое сугубо мирское обращение».

– Все, что удобно вам, доставит удовольствие и мне, – ксендз склонил голову в изящном полупоклоне.

«Что все это мне напоминает? – исподволь соображал Василий Кондратьевич. – А! Ну конечно же, встречу Чичикова и Манилова. Ну и ну!» Он поскорее перешел к делу.

– Иероним Вацлавович, это ни в коей мере не допрос, иначе…

– Иначе мы беседовали бы не здесь, – заулыбался хозяин. – Я весь внимание!

– Так вот: не посещал ли вас кто-нибудь на дому в течение вчерашнего утра, дня, ночи, а затем и сегодняшнего утра?

Ксендз недоуменно поднял плечи:

– Но, Василий Кондратьевич, мой дом посещает довольно много людей. Разве что только по ночам я избавлен от визитеров… Если не ошибаюсь, уже сегодня приходили шесть или семь человек с просьбами совершить требы: двое крестин, свадьба, похороны и так далее.

– Ну что ж, Иероним Вацлавович, я конкретизирую свой вопрос: не было ли у вас кого-либо из приезжих, то есть иногородних? Допустим, не заходил ли некий симпатичный молодой человек, который…

Ксендз тихонько засмеялся и шутливо погрозил выхоленным пальцем:

– Поистине, ничто не скроется от ока власть предержащих… Мне нечего скрывать. Действительно, не далее как перед обедом навестил меня сегодня юный гость здешних мест, и именно симпатичный. Мы с ним долго и оживленно беседовали.

Такая откровенность несколько обескуражила Василия Кондратьевича. Или у агента железная «легенда», или ксендз действительно не в курсе дела. И почему, собственно, перед обедом?

– Иероним Вацлавович, не сочли бы вы возможным посвятить меня в тему вашей беседы? – сказал Василий Кондратьевич и сморщился от вычурности фразы.

– Почту своим прямым долгом. Именно долгом, потому что я уже подумывал сам навестить вас и разъяснить кое-что лично, дабы в дальнейшем не возникло каких-либо прискорбных недоразумений. Одну секунду…

«О чем это он? – раздумывал Василий Кондратьевич, наблюдая, как ксендз роется в бумагах на письменном столе. – Неужели решил-таки заложить визитера из-за кордона?»

– Вот, уважаемый гость! – Ксендз протянул исписанный лист бумаги. – Мы дискутировали с юным оппонентом о содержании моей последней проповеди в храме. Вернее, о ее латинской части. Его, видите ли, насторожила якобы имеющаяся некоторая тенденциозность в отношении вашего покорного слуги к существующему порядку. Больше того, он позволил себе усомниться в моей приверженности к делу мира. Так вот, вы, пожалуйста, прочитайте перевод, а потом я в меру своих скромных способностей постараюсь кое-что разъяснить,